Фаетон. Книга-11. Пришельцы
Шрифт:
Бабушка, ловко орудуя печными вилами, извлекла из печки чугунок с жарким.
–Ба-а, а, бабушка?
–Да слышу, слышу. Чего тебе?
–А кто такой пасечник? – не сдавался я.
–Да то ж Федось Кузьмович, дьячок.
–Ба-а, а, бабушка, а, что такое, дьячок?
–Это тот, кто в церкви псалмы читает. Вот пойдем со мной паску святить там и увидишь…
Глава третья
Бабушка моя была мне лучшим другом. Всегда защитой, всегда советчицей – другом, одним словом. Мать же, занята работой в совхозе, практически не занималась мной – все ей было некогда. И я рос без должной материнской ласки, сам по себе. Отца у меня не было. Кто такой отец? Его назначение в семье мне неведомо. Но бессознательное чувство влекло меня к чужим отцам. И посещая
Однажды, я это запомнил на всю жизнь, отец повел детей в магазин. И я, как бездомная собачонка, увязался за соседями. Там чего только не было. И ружье, стреляющее пробками, и мячи, и даже самокат. Отец покупал детям игрушки, на выбор. Володя получил ружье и самокат. Валя, мяч и куклу. Мне, конечно, ничего…
Пришло время праздника Пасхи. Бабушка надела чистую праздничную одежду, мне выдала белую рубашку и новые бриджи, чуть ниже колен. На штанинах бридж были застежки на пуговицах под коленями. И мы с бабушкой пошли к церкви. Из корзинки, которую несла бабушка, исходил пряный аромат пасок, пирожков с домашним творогом, и запеченных на пирогах хлебных крестиках, и крашеные яйца.
У иконостаса поп в длинной рясе до пят стоял спиной к прихожанам и басом нараспев читал молитвенник:
–Отче наш, Иже–еси, на небесах. Да святится имя Твое. Да будет воля Твоя…
Церковный хор, из набожных старушек, звонкими голосами подпевал ему. В черном костюме и начищенных до блеска сапогах, облокотившись на узенькую трибуну, стоял лицом к хору Федосий Кузьмович. На его длинном носу сидели круглые очки. Сквозь них он рассматривал тексты библии и тенором пел вместе с хором. В церковном зале многолюдная толпа прихожан, быстро крестилась в паузах хора. И крестное знамение, и хор, и торжественная тишина прихожан, наполняли пространство церковного зала и мое воображение ощущением какого–то таинства. И поддавшись всеобщему порыву набожности, я сложил три больших пальца правой руки в «пучке», как учила меня бабушка, и с замиранием сердца - крестился. Содеянный жест вызвал трепетное чувство ожидания чуда. Мне вдруг казалось, что вот, что–то должно произойти. Хор в это время запел.
–Господи, помилуй, Господи, помилуй. Помилуй, на–а–с…
Из церковных высоких и длинных окон на иконостас падали снопы солнечных лучей, четко вырисовываясь в частичках пылинок церкви. Казалось, что вот-вот, еще одно мгновение, и по образовавшимся лучам сойдет Архангел Святой Михаил или Гавриил и освятит своим присутствием всю паству и пасхи прихожан.
Но кроме голосов хора, да шуршания одежд, крестящихся ничего необычного не случалось. Зато бабушка, глядела на внука, со слезами умиления, тепло нежно и ласково.
Я чувствовал от этого ее взгляда столько уверенности в себе, своих душевных силах, что нет теперь преград в мире, которые мне не преодолеть. Нет черных злых сил, которых мне теперь не одолеть. Вздохнув на полную грудь, впитывая в себя атмосферу торжественности и значимости происходящего, я уверенно крестился и слушал молебен и пение хора…
Домой из церкви возвращались весело. Набожные бабушки нахваливали внука моей бабушке. А я чувствовал себя в этот миг не одиноко.
– Смотри, вот он.
– Точно он?
– Вон тот мальчик, среди набожных старушек, видишь?
– Ты точно уверена, что это наш мальчик?
– Сканирование временного портала выдало нам его. Что не помнишь? Это место. Эта церьковь. И я уверена, тут недалеко от церкви и мой женский тип проживает.
– Но надо будет проверить?
– Командир, этот твой принцип – доверяй, но проверяй, мешает только.
– Упрек в голосе женщины.
Глава четвертая
Мне пять лет. Как-то утром бабушка сказала.
–Ты давно не был в детском садике. Собирайся, сегодня пойдем.
–А где мама? – я протер кулачками глаза.
–Она в Киеве, на совещании.
Так бабушка называла конференцию колхозников, куда была направлена моя мама. О, как я не любил ходить в этот детский садик, одному Богу известно. В садике дети часто дразнили меня прозвищем "депутат", как сына матери бывшего депутата Верховного Совета Украины, а ныне депутата сельского совета села Шпитьки. Мне от этого было обидно и неприятно. Я за это, порой, даже сердился на мать за ее депутатство. У всех матери, как матери, а у меня какая-то непохожая на всех. Вечно у нее дела. Везде ей нужно успеть, побывать и на работе, и на сборах, и на ферме, и на выставке. Ну, прямо не человек, а дело. Конечно, мне непонятна была добросовестность матери, давно снискавшая ей уважение. Ее любили работники совхоза, односельчане. Зато дети их почти ненавидели ее сына. Я редко видел маму. Но, случались минуты, когда она появлялась дома и спешила выслушать не сына, а его двоюродную сестру Нюсю. Сестра часто спекулировала своим положением в семье и жаловалась на невинные мои шалости. И вместо поцелуев долгожданной мамы, нередко доставался шлепок. Мне становилось обидно на мать, на зловредную сестру, на детей, дразнивших меня обидным словом "депутат", и, наконец, на весь Мир, за то, что он такой красивый и приветливый, допускает существование обид. Однажды, получив порцию истерических выпадов со стороны матери смачно сдобренных розгой, под ехидные смешки Нюски я не в силах сдерживаться от незаслуженных обид, выбежал на улицу. В эти минуты я твердо решил уйти из дома и никогда больше не возвращаться. Дорога шла к центру села, где были магазины и аптека. Пройдя метров двадцать, в сторону центра, я стал размышлять, а, что, если зайти в аптеку и попросить лекарство, какое ни будь, чтобы не воспринимать так остро обид и не злиться. Эта мысль все настойчивее врезалась в меня и совсем побудила к действию, когда я поравнялся с аптекой. Не решаясь войти внутрь, я прошел мимо. Затем вернулся и решительно вошел в просторный коридорчик с широким окном. Постояв с минуту, решительно толкнул дверь и вошел. Аптекарь стоял за прилавком. Увидел вошедшего знакомого мальчика, спросил.
–Что, Валик, что-то случилось с мамкой? – он смотрел внимательно на мое заплаканное лицо, ожидая ответа. Слезы давили меня, я не мог отвечать. Аптекарь вышел из за прилавка и подошел ко мне.
–Знаешь, что ты расскажи мне все по порядку. Может я лекарство, что тебе нужно, я тебе дам, а деньги потом принесешь. Хорошо?
Я кивнув, в знак согласия, сказав, – А лекарство от зла у вас есть? – и вопросительно уставился на аптекаря.
Он вначале не понял, что я спросил. Потом резко вскочил на ноги, отворачиваясь от меня, очевидно, прятал улыбку, быстро стал за прилавок аптеки, делая вид, что ищет лекарство от зла. Немного погодя, поднял голову от стеклянной полки с лекарствами, сказал, – А что ж такое случилось, что ты пришел за лекарствами од зла? – и дал мне бумажную салфетку, чтобы я вытер слезы и высморкал нос. Вытираясь салфеткой, я отвечал. –Да злые все, мать, Нюська. И даже моя бабушка не может меня защитить. Мать как бешенная, а её Нюська всегда лает, как собака на цепи, против меня, как та сучка, от и все. – Слезы снова побежали с моих глаз, дыхание сперло. Аптекарь, чтобы скрыть навернувшиеся на его глаза слезы, быстро отвернулся в сторону подсобного помещения, и глухо сказал.
–Подожди, я скоро, принесу лекарство от зла. – И исчез за дверью подсобки. Через некоторое время он вернулся, держа в руке два круглых пакета таблеток.
–На вот это таблетки от зла. Будешь принимать после еды три раза на день.
Я обрадовался и с благодарностью принял лекарство. На душе у меня стало тепло и радостно, что так просто разрешилось мое бегство из дома, и уже нет никакого желания никуда бежать я выскочил из аптеки. Мимо проходил Леня Очколяс. Метров на двадцать он отстал от своей матери, которая шла впереди.
–А это ты Валик?
–Ты что, не видишь, что это я? – ответил я ему.
–Ты что делал в аптеке?
–Так вот купил лекарство от зла.
–Такого лекарства нет. – Авторитетно заявил Очколяс.
–Вот гляди. – я торжественно показал ему две упаковки.
–Это глюкоза. – Не моргнув глазом, ответил Леня.
Я не знал еще, что такое глюкоза. Но отступать было не куда, и я спросил.
–А что это такое глю, глюкоза?
–А дай мне я покажу.
–На. – Я дал Лене пакетик. Он деловито развернул его, достал одну большую таблетку и положил себе в рот. Потом достал еще одну. Протягивая мне, сказал.