Фаетон. Книга-11. Пришельцы
Шрифт:
– Валик, а дай мне конфету? – Он возник рядом с нами и не уходил, пока тетя Зина не сунула ему в руку конфету в красной обертке. Он взял угощение и обращаясь ко мне сказал, – Дай мне, для парней. А я скажу, чтобы они тебя не обижали. А если кто-то будет к тебе придираться, то ты только скажи мне. – Он стоял и не уходил, теребя уже обертку от конфеты в руке. Тетя Зина сказала мне, – Валик, не давай конфет этих никому. Они с алкоголем и детям этих конфет нельзя давать.
Я почувствовал свою важность и значимость в эти минуты и обратился к тете Зине.
–Может одну дадим. С одной же ничего не случится плохого? – Мать
Я сунул Коле две конфеты, и он с радостью убежал к друзьям, суя в рот все сразу. Там еще два мальчика стали смотреть в мою сторону. Не трудно было догадаться, что они узнали от Коли. После недолгого совещания, Коля опять пришел, и так повторялось до тех пор, пока не кончились все мои конфеты. После чего Коля забыл о моем существовании…
– А, это ты, Коля? Садись рядом с Валиком. – Нежно, почти ласково обратилась к нему воспитательница тетя Оля, колыхая увесистым телом, пошла к раздаточному окну.
Столовая была сооружена в виде навеса. Разница в обращении воспитательницы ко мне и Коле, была заметной. Коля опоздал тоже, даже на большее время. Но с ним обращались особенно подчеркнуто ласково, когда рядом находился я. Я, конечно, не понимал такого обращения, где-то подсознательно ощущая себя изгоем.
Перед нами появились тарелки с супом со свежим горошком и кусками мяса.
Коля заглянул в мою тарелку и сказал.
– Дай мне твой жирный кусок, я тебе дам вот этот кусок мяса.
В тарелке у Коли был большой белый кусень.
– Это не мясо. – Парировал я.
– Мясо, мясо! Это оно такое белое и совсем нет сала.
Не успел я ответить, как Коля бросил белый, дрожащий как желе кусок вареного сала в мою тарелку, и из моей тарелки зачерпнул аппетитное ребрышко с мясом.
Комок огорчения подступил к моему горлу, и я от обиды перестал есть.
– Возьми, съешь, попробуй, это же мясо. – Уговаривал, не отставая от меня, Коля.
И поверив в это, я взял кусок в рот.
– Только ты проглоти его сразу. Это же мясо? – глядя широко открытыми глазами на товарища, продолжал Коля.
Я сделал над собой усилие и проглотил варёный кусок подчеревочного свиного сала. Снова обидно защемило сердце от обмана Коли, считавшимся другом. Я еле сдерживал слезы и тошноту все ближе подступавшую к горлу. Кушать не хотелось. Кусок жира застрял в горле тошнотворным препятствием. А ведь такой ароматный свежий горошек, зеленый укропчик и коровье домашнее масло сверху в супе. Любимый суп, теперь казался безвкусным. А тут еще повариха прицепилась.
–Ти чего не ешь? А ну ешь?
Воспользовавшись минутой, когда она отвернулась, Коля схватил мою тарелку с супом и выплеснул под стол, затем быстро поставил порожнюю передо мной. Повариха обошла вокруг длинного стола и вновь приблизилась к нам.
–Ну, вот молодец. Добавку возьми?
–Нет, я уже не хочу. – Промямлил я.
–На, вот, пей компот, – она поставила передо мной граненый стакан грушевого компота, пахнущим дымком. Я в мгновение осушил стакан, таким вкусным показался напиток после порции вареного, отвратительного жира. Казалось, дай мне ведро компота, в тот памятный момент, половину ведра наверняка выпил бы. Но порции были строго ограниченные.
Тошнота подступала. Стучало в висках. Красные бабочки запорхали перед глазами, дыхание чуть не остановилось.
С чувством омерзения я посмотрел вокруг и увидел напротив смеющуюся физиономию Коли. Мальчик ликовал. Издевка удалась, чувство победителя засияло в его самодовольной ухмылке.
В этот момент мне хотелось убежать домой к своим Друзьям, – рыжему петушку и собачке по кличке Марсик, к любимой корове Зорьке, и к вечно ворчащей бабушке Евгении Лаврентьевне.
Я выбрался из-за стола. Тошнота усиливалась, сердце учащенно билось, в висках стучало. Пошатываясь, я, как пьяный, поплелся к умывальнику. Там меня стошнило. Жирные отвратительные кусочки сала вместе с желудочным соком освобождали желудок. Содержимое желудка выплеснулось в корытце умывальника, облегчая общее состояние. Коля, довольный собой, побежал на дворик, где шла веселая игра. Я умылся и протер лицо полотенцем, самочувствие мое значительно улучшилось, головокружение прошло, и я побежал в сторону веселых голосов детей. Во дворе меня встретил гам детских голосов. Игра шла полным ходом. Кто лепил бабки в песочнице, кто дрался за формочки и совочки для песка. Кто собирал на клумбе, где, кстати, запрещалось это делать, цветы, пока тетя Оля провожала мою бабушку. Но лишь только она повернулась в сторону детей, все дети с невинным видом игрались. Шалости мгновенно забывались. Гроза – воспитательница с карающим стеблем роскошной крапивы, была лицом уважаемым и страшным для детского восприятия. Я влился в группку мальчишек, возившихся с деревянной качелью, внешне чем-то напоминающей гигантское пресс-папье выкрашенное синей краской, успевшей кое, где облупиться. На меня дети не обратили никакого внимания. Двое из них сидели на сидении слева, а трое справа и с удовольствием качались. От неравного веса качели перекосилась и почти не качалась.
–Эй! Давайте я вам Москву покажу? – вдруг предложил я.
–А как? – почти хором закричали мальчики.
–Очень просто. Давайте я влезу на сидение один, а вы все садитесь напротив меня и меня поднимете высоко до облаков.
–Ура, а! – дружно закричали дети.
Я вылез на сидение один, все пятеро, взобрались напротив, и меня подняло высоко над двориком детсада, над цветочной клумбой, над детьми.
–Ну, видишь Москву? – спрашивал белобрысый мальчишка, с широко открытыми синими глазами.
–Вижу! – авторитетно отвечал я.
–Ану-ка, покажи? – все дружно бросились ко мне, и "пресс-папье", кинуло меня вниз, переваливаясь в мою сторону.
–Ну, что вы наделали? Я теперь не вижу ничего.
Но игра потекла уже в новом русле. Про Москву все забыли, принимаясь за игру в
"Квача" (в догонялки, кто кого догнал, тот и Квач). За веселыми играми я забыл о наказании, но оно поджидало меня, грозя неожиданной местью за ослушание бабушки.
Неожиданно появилась воспитательница тетя Оля.
–Дети наигрались? – обозвалась тетя Оля, – Теперь дружно пошли строем.
После завтрака, воспитательница тетя Оля, полная и неповоротливая от своей полноты, выводила детей в дубовую рощу на мягкую бархатистую траву. Она расстелила одеяло под толстым узловатым стволом старого дуба, поместила на него свое тучное тело и принялась за каждодневное свое занятие, вязание кофточек или штопанье чулков.
–Валик? – позвала она с ядовитыми нотками в голосе. – Ты сегодня наказан, играть не пойдёшь. Сиди тут и никуда не отходи.