Фаэты
Шрифт:
— А если Галактион к вам обратится?
— Тогда другое дело. Так как говорите? Первому звуку соответствовало изображение человека?
— Похоже на человечка, — подтвердил Даль.
— Думаю, что это был не человек, хотя и похож. И звук означал совсем другое слово.
— А какое?
— Фаэт, например.
— Фаэт? — изумился Далька, подозревая очередную озорную шутку академика.
Но тот говорил вполне серьезно:
— Была, говорят, такая планета Фаэтон миллион лет назад, а может, и больше. На месте ее орбиты теперь остались в виде сплошного кольца астероиды, малые космические тела осколочной формы. Некоторые считают
— Тогда как же вы можете сидеть спокойно, если аппарат фаэтов, как вы сказали, находится рядом с вами?
Академик развел руками и улыбнулся.
— Слабы мы, человеки, опутаны сетью условностей.
— А если брат все-таки обратится к вам? Я добьюсь этого.
— Вот тогда будет настоящее дело. Но не простое. Хватит работы и нам, кибернетикам, и лингвистам. Перевести отвлеченные понятия, неведомо как изображенные на экране вашего «кибернетического словаря», как вы себе его представили, будет труднее всего. Лингвисты, может быть, отступят, но только не мы, математики. Хотя и нам есть перед чем спасовать.
— Перед чем?
— Чтобы расшифровать изображение, сопоставляя его со звуками, надо эти звуки слышать. А машины наши хоть и грамотные, зрячие, но пока еще глухие. Мы только еще начинаем учить их пользоваться слухом, принимать информацию на слух. А у вас, вернее, у всех нас, как я понимаю, дело не терпит.
— Значит, нужен энтузиаст, который отдаст свой слух машине, который вместе с ней, при ее помощи, изучит чужой язык и потом прослушает и переведет для людей чужепланетное послание.
— Вот тут вы правы. Даль Александрович. Такой человек нужен. Будь я помоложе и не так загружен…
— Я моложе. И я не так загружен. Академик внимательно посмотрел на лохматого юношу, словно приценивался.
— А как же институт?
— Я возьму академический отпуск на год, на два…
Раздался телефонный звонок.
Песцов снял трубку. Далька было вскочил, но академик движением руки усадил его на место:
— Да, Галактион Александрович, здравствуйте! Рад вас слышать, ждал вашего звонка. Почему ждал? Ну как вам сказать. Хоть возможности вашего центра огромны и всесторонни, все же всем нам не терпится прикоснуться к вашему сокровищу… Конечно, конечно, можете рассчитывать. Вся наша электроника включится. И не только техника… Хорошо, я приду к вам.
Песцов откинулся в кресле:
— Ну, дорогой мой Даль Александрович, брат ваш прежде всего
— Я только на вокзал сбегаю. Девушку провожу. Она и отвезет в Томск мое заявление.
— Девушку? Это хорошо. А я пойду к археологам. Не терпится, признаться.
Узнав о том, что брат не намерен возвращаться в институт, Галактион Александрович был вне себя от возмущения.
Когда же выяснилось, что Даль решил с помощью кибернетиков изучить язык фаэтов, (какое невиданное легкомыслие, мнимость действительности!) профессор просто рассердился на брата, он интуитивно почувствовал в нем противника, решающегося противостоять ему на пути ортодоксальной науки, подменяя ее спекулятивными сенсациями!
Даль мужественно вынес разнос, но твердо остался при своем мнении. Академика Песцова и его фаэтов он не выдал. В сердцах брат даже отказал брату в гостеприимстве.
Узнав об этом, Леонид Сергеевич, которому Далька приглянулся, предложил ему жить у себя. Однако Галактион Александрович спохватился и такого скандала не допустил. Он слишком высоко ценил приличия.
Себя он успокоил тем, что язык фаэтов и есть тот язык мистификаторов, которые заложили его в свое нелепое сооружение в космосе. По-своему он тоже был человеком убежденным и принципиальным.
Глава пятая
СВАДЕБНЫЙ ПОДАРОК
— Не Обь, а сибирская Амазонка! — сказал академик Песцов, берясь за весла. — Нет в Европе таких рек, как великие сибирские! Это про них Гоголь должен был сказать: редкая птица долетит до середины, крылья устанут. А пловцу переплыть этакую ширь — подвиг зрелости!
Далька, тоже сидя на веслах, оглянулся через плечо: берег чуть ли не на самом горизонте.
— Еще чуть подальше — и была бы не река, а море, — словно угадав его мысли, сказала с кормы Таня.
Леонид Сергеевич, смеясь, назвал ее кормщиком-надсмотрщиком, на счастье гребцам, утопившим свой бич.
Потом гикнул по-разбойничьи, и они вместе с Далькой налегли на весла. Лодка ходко пошла от берега, забирая против течения. Она была украшена цветами и кедровыми ветками, которые привезли с таежной заимки родители Галактиона Александровича и Эльги Сергеевны. Сами они плыли во второй лодке, в «челне предков», по определению того же Песцова. Челном управляла, подгребая кормовым веслом, бабка Анисья, не признававшая руля. Она уже не работала вахтершей у профессора Петрова, ушла на пенсию, но привязанность к «Ольге Сергеевне» сохранила. Называла она себя пельменных дел мастерицей, и в ногах у нее стоял огромный термос-камера ведра на два с замороженными пельменями, которые по ее рецепту все скопом готовили два дня.
Ее внук Ваня Крутых сидел за рулем третьей лодки, где разместились научные сотрудники археологического и кибернетического центров.
Галактион Александрович и Эльга Сергеевна, как и подобало молодоженам в такой день, сидели рядом в первой лодке на носовой скамейке, смотря на отодвигавшийся городской берег.
Чтобы «слушать реку», на этот раз отказались от моторок. Никакого шума — торжественная тишина! Доносившиеся по воде звуки и всплески весел только подчеркивали чуткую тишь.
<