Фагоцит
Шрифт:
Шелепин еще смог расслышать возглас Косыгина «Виктор, что с вами, успокойтесь!», а потом в глазах потемнело, и он почувствовал, что умирает.
Однако это все же был не конец.
Придя в себя, Шелепин увидел склонившегося к нему и держащего его за запястья парня - Виктора. Того самого, но создавалось впечатление, что в чем-то неуловимо изменившегося. Во всяком случае, теперь он не вызывал опасений, скорее наоборот.
– Очнулись?
– спросил Виктор и добавил:
– Не волнуйтесь, ничего страшного с вами не случилось. Обычный обморок от избытка эмоций. И примите мои извинения за резкость. Вы, может и сами того не желая,
После известия о развале Союза прочитанное не слишком впечатлило Александра Николаевича. Леня, значит, все-таки смог задвинуть того, кто привел его к власти, сначала на профсоюзы, а потом на пенсию. И то, что доживать придется в квартире дочери, у него даже своего жилья к старости не будет, вполне ожидаемо. Но ведь предупрежденный - вооружен! И мы еще поборемся!
Шелепин быстро приходил в себя. Все это надо тщательно обдумать, но не здесь! Дома.
Александр Николаевич не знал, что раненый зверь всегда стремится в свою нору, но чувствовал себя именно им. И, значит, нужно было в тишине и спокойствии срочно зализать полученные душевные раны.
– Объясните, что это было, - потребовал Косыгин, когда Шелепин покинул кабинет.
– Именно то, что вы видели. И о чем, я надеюсь, догадались. Шелепин, может и не намеренно, нашел больное место Антонова и ударил по нему. Ну, а тот не смог сдержаться.
– Тот? Антонов? А вы тогда...
– Да. Его аватара, Скворцов. У меня лучше получается лечить здешних, я ведь и сам из этого времени.
– Знаете, а мне как-то приятнее иметь дело с вами, нежели с ним. Клавдию Андреевну ведь лечили тоже вы?
– Совершенно верно.
– Значит, мне правильно показалось. Вы, значит, лучше лечите. А тот... Антонов... он что лучше делает?
– Именно то, о чем вы подумали.
– Да уж... слушайте, а он не может перепоручить связь со мной вам? Мне будет как-то спокойнее.
– Думаю, это возможно.
Ну и дела, думал я, неспешно возвращаясь домой на «Москвиче». Это же надо было Антонову так психануть! До всей этой межвременной эпопеи он к подобным вещам относился спокойнее. А тут, в качестве меня пожив в шестидесятых, видимо, понял, что он в своем будущем не только приобрел, но и потерял. Причем потерял как бы не больше приобретенного. Да тут еще встрял Шелепин со своими претензиями... вот человек и не выдержал.
Однако тот Витя, оказывается, может показать класс, когда захочет. Или когда его припрет. Куда там моей беспомощной возне с Ионесяном! Шелепину оставались считанные минуты жизни, когда Антонов опомнился и перекинулся мной. Ну, а я успел вытащить Александра Николаевича. Стоп, но он же был «никаким» и для меня, и для Антонова! В чем тут дело?
Это смог понять только спустя минут двадцать, а заодно слегка разобрался с вопросом о кодах доступа.
Итак, каждый из нас, Антонов и Скворцов, может хранить по два кода. Но исчезают они не в момент смерти объекта, а в момент начала деструктивного воздействия. И, значит, если Антонов получил код, а потом начал убивать его носителя, но не успел, ибо в процесс вмешался Скворцов...
То, во-первых, код исчезает, освобождая место для нового, а объект остается в живых.
Во-вторых, после этого Скворцов сможет на него воздействовать независимо от классификации. «Никаким» он до того был или там «девятым», роли больше не играет.
И, наконец, спасенный таким способом отныне становится для Скворцова «десятым». Во всяком случае, Шелепин стал именно им. Интересно, а наоборот это будет работать? Например, в двадцать первом веке Скворцов начнет кого-нибудь мочить, потом клиента откачает Антонов и отныне сможет его лечить, как самого себя?
– Ты сначала научись становиться Скворцовым в будущем, - напомнил мне Антонов, - а потом уж строй наполеоновские планы.
– Обязательно, - кротко согласился я, - а ты сегодня ни в какую «Рыбу» не поедешь. Нервы тебе надо лечить, а не по бабам шляться!
Антонов действительно чувствовал себя виноватым, поэтому «Москвич», нигде, кроме светофоров, не останавливаясь, проехал по Ленинскому проспекту до самой улицы Губкина, где я вернул его Ефремову, пересел на мопед и поехал домой.
И уже дома обратил внимание вот на что. Я же в качестве объекта для посвящения собирался предложить Воронова! Потому что он не только скоро пострадает от Брежнева, но и нормально относится к Косыгину. А тут вдруг не пойми с чего взял и все переиграл. Причем, похоже, именно в том ключе, как было желательно самому Косыгину. Так, может, это он как-то склонил меня к такой импровизации? Каким-нибудь нейролингвистическим образом. Если так, то старик силен, такому палец в рот не клади. В общем, надо не пожалеть времени и внимательно прослушать все записи наших с ним бесед.
Глава 24
В апреле шестьдесят пятого года моя карьера вдруг сделала стремительный финт с подъемом и поворотом. Во-первых, я совершенно неожиданно для себя получил очередное воинское звание. Впрочем, не такое уж высокое - в истории бывали прецеденты и покруче. Например, Голованов из гражданских пилотов сразу стал полковником, а через несколько лет - маршалом. Нынешний председатель КГБ Семичастный, до того ни дня ни служивший в армии, при занятии своего поста мгновенно обзавелся погонами генерал-лейтенанта, а недавно подрос до генерал-полковника.
На таком фоне я сам себе казался опытным, убеленным сединами ветераном, прошедшим огонь, воду и медные трубы нелегкой воинской службы. Не как некоторые.
Антонов имел в своем активе военную кафедру и двухмесячные сборы, после которых он стал лейтенантом запаса. Ну, а Скворцов вообще оттрубил три года, демобилизовавшись сержантом. Правда, в памяти у него сохранился только последний месяц службы, проведенный в госпитале, но это мелочь, не стоящая отдельного упоминания. Главное, присягу-то он принимал! Об этом даже документ есть. А что воспоминаний нет, так это его личное дело, которое никого не касается.
И, значит, Владимир Ефимович Семичастный лично вручил мне корочки старшего лейтенанта КГБ, уточнив, что это только трамплин для прыжка в капитаны. Причем, что удивительно, паспорт у меня так и остался. Впрочем, я даже не стал выяснять, просто ли его у меня забыли забрать, или в комитете вообще так положено, или исключение было сделано специально для уникального сотрудника товарища Скворцова.
А во-вторых, я прямо из старших инженеров, в которых успел побыть всего ничего, стал заведующим лабораторией. Причем не простой, а отдельной. Теоретически я подчинялся напрямую Президиуму Академии Наук, но именно что теоретически. Я в том Президиуме пока даже не был ни разу. И Келдыша не видел даже краем глаза. А он про меня если и слышал, то только краем уха.