Факап
Шрифт:
Вывод был правильным: где-то через месяц дон Рэба стал первым министром. Над Арканаром воссияла новая звезда.
От прежних королевских фаворитов дон Рэба отличался прежде всего тем, что о нём не было известно ровным счётом ничего. По официальной версии, он был единственным сыном какого-то разорившегося в пух и прах дворянчика, который оставил сыну титул дона, — очень сомнительный, — а сам пропал с концами. В это, разумеется, никто не верил. По другой версии, несколько менее официальной, дон Рэба был бастардом Пица Пятого. В это тоже не верили: бастардов предыдущее величество наплодило довольно много, но все они несли хоть какие-то черты отца (даже Вага Колесо), а дон Рэба — нет. Впрочем, на кого он похож, было сказать затруднительно — настолько стёртой и труднозапоминающейся была у него внешность. Кто-то пустил слух, что новый фаворит имеет отношение к Святому Ордену. На эту версию работал бытовой аскетизм дона Рэбы, а также отсутствие личной жизни. С другой стороны, орденских можно было выкупить по поведению и манере речи, а за доном Рэбой ничего подобного не замечалось. Он был человеком без ярко выраженных особенностей, да что там — вообще без особенностей.
Естественно, тут же появилось множество людей, которые точно знали, кто такой дон Рэба и насколько низким и позорным является его происхождение. Кто-то утверждал, что Рэба — беглый раб или холоп, его самого или его близкого родственника. Кто-то шёл дальше и называл его вором или разбойником. Один особенно породистый аристократ, живущий с доходов от нескольких принадлежащих ему борделей, клялся святым Микой, что дон Рэба — сын шлюхи, выросший при борделе. Всех превзошёл Гур Сочинитель, написавший изящный стих про муху, неосторожно присевшую на чернильное перо и от него зачавшая некоего великого государственного деятеля. В дальнейшем, когда начались репрессии прочив книгочеев, многие думали, что всё сословие расплачивается именно за этот неуместный юмор.
Мнение это было ложным. Несмотря на то, что все неуважительные высказывания доходили до ушей первого министра в самые кратчайшие сроки — придворные обожали доносить друг на друга — никто из краснобаев и острословов не пострадал. В смысле — не пострадал за слова. Дон Рэба убил много людей, но по другим соображениям. К обидным толкам вокруг своей персоны он, судя по всему, относился совершенно равнодушно. Рассказывали, что когда очередной доносчик сказал дону Рэбе "вы даже не представляете, что придворные говорят о вас в ваше отстутствие", он ответил "в моё отсутствие они могут меня даже резать на части". В другой раз, когда ему сказали, что некая придворная дама распространяет о нём самые отвратительные слухи, он только и сделал, что бросил "волк не сердит, что овца пердит". Извините за скатологической юмор.
У нового королевского фаворита были и другие достоинства. Он и в самом деле был неподкупен, совершенно равнодушен к роскоши, ходил в старом сюртуке и отличался крайней неприхотливостью в плане гастрономическом и гигиеническом. То есть ел и пил очень мало, спал на жёстком ложе и никогда не мылся. Последнее, впрочем, относилось к области слухов, так как подтвердить это доподлинно было некому: женщинами он тоже не интересовался. Естественно, пошли разговоры, что дон Рэба извращенец. На этот раз он — по каким-то своим соображениям — решил, что подобная репутация ему не нужна. И завёл официальную любовницу. Впоследствии он их часто менял. Последней и наиболее известной была некая дона Окана. Кончила она, надо сказать, плохо — но это отдельная история.
Деятельность дона Рэбы на высоком посту выглядела странно и малоуспешно. Начал он с того, что попытался поссорить два баронских рода. Действовал он при этом настолько неуклюже, что бароны — глупые и драчливые — сумели понять, что их разводят, помирились и совместно захватили кусок коронной земли, чтобы Его Величеству и его фаворитам было неповадно интриговать. Потом дон Рэба попытался развязать войну с Ируканом, повёл войска к границе и там растерял половину людей по лесам и болотам, а сам сбежал. Мир с Ируканом стоил двух приграничных городов и немалых денег, а потом начались крестьянские восстания, охватившие половину страны. После этого новый министр затеял перетряхивание высших государственных должностей и убрал оттуда всех более-менее компетентных людей. На этом фоне ликвидация министерств образованности и благосостояния прошла почти незамеченной.
Однако вопрос о том, почему дону Рэбе всё это сходит с рук, оставался подвешенным в воздухе.
Разумеется, имелись нюансы. Например, захваченный баронами кусок исконно арканарской земли был на самом деле спорным: на него претендовал Соан. Причём снять эти претензии торгаши не могли при всём желании, поскольку это затрагивало самые основы существования республики. Именно делегация от этих территорий (официально именуемых "западными провинциями") на первом и последнем Всесоанском учредительном собрании своими голосами продавила решение об учреждении республики. При этом де-факто территории уже тогда контролировались Арканаром, и все это понимали. Однако официальный отказ признавать эти земли своими данные голоса аннулировал, что, по соанским законам, влекло за собой упразднение основных документов и созыв нового Учредительного собрания. Что для Конференции двенадцати негоциантов было совершенно неприемлемо. Поэтому проарканарская партия, при всех своих успехах, была неизбежно ограничена в своих возможностях — её противники всегда могли поднять вопрос о "западных провинциях". С другой стороны, добровольно отдавать территории Соану арканарским королям не хотелось. Более того — подобная передача прямо противоречила Статуту о дружеском согласии, согласно которому права королей на Арканар основаны на их обязательстве хранить целостность доставшихся им земель.
Так что вариант с незаконным — с точки зрения престола — захватом земель баронами снимал соанские претензии к Арканару и развязывал руки проарканарской партии. При этом король продолжал считать земли своими, а баронов — мятежниками. Впрочем, и ни к каким конкретным действиям это его не обязывало: решение данного вопроса могло и подождать. Так что оставалось лишь удивляться, каким образом дон Рэба умудрился провернуть столь деликатную операцию, и точно ли его это заслуга. Скорее уж, операция готовилась давно, а дон Рэба сыграл роль жупела.
Интереснее была ситуация с ируканской войной. То, что дон Рэба потопил в болотах армию, было правдой. Но правдой было и то, что вместе с тысячами ни в чём не повинных солдат в болотах сгинула и часть армейской верхушки. В основном это были младшие сыновья старых баронских родов, амбициозные и политически неблагонадёжные. Ещё больше армейских шишек слетели со своих постов по итогам войны: Пиц Шестой — как типичный самодур и тиран — возложил всю вину за факап на военных. Но на взгляд внешнего наблюдателя всё это очень напоминало чистку рядов перед какими-то серьёзными делами.
Что касается Ирукана, то и здесь имелись свои обстоятельства. После позорного факапа арканарцев герцог Ируканский и его окружение укрепились во мнении, что Арканар — бумажный тигр, бояться которого глупо. Соответственно, можно было урезать непроизводительные военные расходы, что экономный герцог с превеликим удовольствием и сделал. От недовольной армейской верхушки он откупился титулами и награждениями, а также откровенным попустительством в кадровых вопросах. Что никак не способствовало позитивным переменам в застоявшемся армейском болоте.
Земные историки, проанализировав всё это, пришли к выводу, что Его Величество Пиц Шестой намерен окончательно решить ируканский вопрос ещё при своей жизни. Правда, все расчёты показывали, что без помощи извне Арканар на это не способен. Одно дело война, пусть даже победоносная, но принципиально не меняющая статус-кво, и совсем другое — реальный разгром и ликвидация государства и долговременная оккупация. На это у Арканара не было ни сил, ни средств, ни нужного опыта. Похоже, решили земные специалисты, у хитрого и дальновидного короля случилось-таки нетерпение сердца — есть такая политическая болезнь с неблагоприятным прогнозом.