Факел Новороссии
Шрифт:
Я появился на свет на самом северном краю Донецкого кряжа. Если вы посмотрите на карту нынешних ДНР и ЛНР, они почти в точности повторяют очертания этого кряжа — остатков древних гор. Это такое невысокое плоскогорье, густо разрезанное сетью оврагов-балок и как бы врезанных долин. На этом кряже и поселился особый тип людей юго-западной ветви великого русского народа.
Семья моя — из самых простых, трудовых людей. Мама происходила из крестьян Слобожанщины, то есть Слободской Украины. Это, читатель, такая область, которая раскинулась на территориях Белгородской, Курской, Воронежской областей, на землях юга Сумской и севера Харьковской и Луганской областей. Здесь цари московские с шестнадцатого века селили тех малороссов, что бежали к братьям-великороссам от польско-литовских поработителей. Здесь русские цари давали им право жить слободами. Сюда уходили, спасаясь, украинские повстанцы. Так что, можно сказать, в моих жилах течет кровь тех свободолюбивых людей, что предпочли не мириться с господством тогдашних польских «европейцев» и выбрали единство с Москвой, с великороссами.
Впрочем, горячая кровь мне передалась и от отца. Его предки были донскими казаками (станица Боровское близ Северодонецка). Ведь область Войска Донского примыкала к Слобожанщине. А казаки-донцы — славные воины. Так что дух свободы во мне, считайте, от предков по обеим линиям.
Родители мои трудились простыми рабочими на северодонецком «Азоте», главном предприятии города, построенном еще в 1951-м. Оно тогда давало великой стране азотные минеральные удобрения, аммиак, органические спирты и кислоты, выпускало товары бытовой химии, изделия из полимеров и полимерных пленок. Папа работал мастером по механизации, а мама — в цеху по производству сифонов для газированной воды.
Я-то был первенцем, старшим сыном. А потом у меня появились четверо братьев и сестренок.
Как могла семья простых рабочих позволить себе пятерых чад? Ну, так это же был Советский Союз, где о рабочих людях заботились, причем не на словах. Жизнь в СССР я знаю лишь по книгам и воспоминаниям, но точно помню, что завод в советские годы постоянно давал нам — бесплатно! — все большее и большее по площади жилье. Сначала — «двушку», потом — трехкомнатную квартиру. Завод обещал дать пятикомнатную квартиру в доме, что сдавался в 1992-м. Но СССР погиб, все рухнуло, пришли гиперинфляция и страшный спад промышленности — так мы и остались в старой трехкомнатной квартире.
После гибели Союза наша семья познала суровую нужду. И в благополучные-то времена быть старшим сыном в большой семье — участь нелегкая. А тем более в нищие и лихие девяностые. Зарплаты у родителей стали совсем маленькими. Да работы, в общем, и не было. Руководство предприятия пыталось всеми способами занять коллектив. Отца перевели на совсем малоквалифицированную работу: мыть железнодорожные цистерны, в которых возили сырье для химических удобрений. А маме предложили работать в цехе озеленения. Приходилось ей еще на рынке подрабатывать: продавщицей-реализатором. В общем, обычное тогда дело.
Жили мы, мягко говоря, очень скромно, денег постоянно не хватало. Помогала деревня, куда я каждое лето ездил к родителям отца и трудился: огород, сенокос, уход за скотиной, выпас колхозного стада. Потом заработанное кормило нас зимой. Часто же из еды дома были только макароны да сахар. Помню, как мы отваривали макароны, накладывали в тарелки, а вместо масла клали сахарку, да побольше.
В 1996-м записался я в секцию бокса и увлекся им весьма серьезно. На любительском ринге провел больше шестидесяти любительских боев. Тренер считал меня середняком, но часто ставил в пример: за четыре года я не пропустил ни одной тренировки. Почему? Да потому, что меня не лавры Кличко манили: характер я так закалял. Тот, кто занимался боксом, борьбой или боевыми единоборствами, меня поймет. И боль в мыщцах, и красные круги перед глазами во время схватки, и влажный воздух раздевалки. И радость от преодоления себя. Это, знаете ли, на всю жизнь остается. Именно там, в северодонецком клубе бокса «Скорпион», оформлялись главные черты моего характера: настойчивость и решительность в достижении поставленной цели.
Боксу отдал несколько лет жизни, с 1996-го по 2000-й. Потом, уже студентом, в 2001–2002 годах, занимался кикбоксингом. А в 2003–2007-м «баловался» тайским боксом — «битвой четвероруких».
И, конечно, я учился. Сначала — в обычной средней школе. А вот в старших классах пошел в коллегиум Киево-Могилянской академии, окончив его со средним баллом аттестата в 4,9.
Что такое коллегиум? Что-то вроде школы для одаренных детей при вузе. В данном случае — при центре махрового украинства, при Киево-Могилянской академии, что открыла свою школу и в Донбассе, где украинства отродясь не было. В пору той еще первой бандеровщины, когда СССР в основном подавил вооруженное подполье на Западной Украине лишь в середине 1950-х, в нашем краю шахт, терриконов и заводов любой проповедник «самостийности» рисковал отправиться вниз головой в недра земли. Надо сказать, что тогдашним самостийникам не удавалось толком выйти из пределов западной части советской Украины (УССР). В собственно Новороссии, охватывающей Причерноморье, Крым и Донбасс, их тогдашнее влияние было в пределах, что называется, статистической погрешности.
Но украинские наци, возрадовавшись гибели СССР в 1991-м и созданию «незалежной», уроки из прошлого извлекли. Они решили с помощью не только пропаганды, но и образования «перепрошить сознание», «промыть мозги» Новороссии, украинизировать ее молодое поколение. И, надо сказать, поступали они очень умно, копируя политику старинной Польши-Литвы (Речи Посполитой) по полонизации Малороссии в семнадцатом веке. И если тогдашние паны завлекали малороссийскую-украинскую молодежь в иезуитские коллегиумы, то новоявленные самостийники-мазепинцы, как видите, открывали учебные заведения с аналогичными названиями и в Донбассе. В уме и изобретательности им не откажешь: тонко работали. В 1997-м, когда я поступил в коллегиум при Киево-Могилянской академии, ее «отцы» не торопились преподавать только на «дэржавной мови». Нас учили еще на великорусском языке. Так сказать, пытались втягивать нас в «украинство» постепенно, однако неуклонно. Вот те ребята, что поступили в тот же коллегиум годом позже, с самого начала обучались уже только на «мове». Оттого мы горько шутили: мол, выступили в роли «последних русских». В стенах коллегиума нас усиленно обрабатывали в антирусском духе, выставляя Россию главной виновницей всех бед Украины. Те, кто оканчивал коллегиум с отличием, могли поступать в Киево-Могилянскую академию без вступительных экзаменов. И там «формовка» будущих «укронаци» продолжалась с утроенной энергией. Дальше выпускники академии шли в жизнь, начиная пополнять госаппарат, руководство корпораций и предприятий, ряды политиков. Как видите, очень продуманная машина «бандеризации» вышла. Они дотягивались даже до таких небольших городов Донбасса, как Северодонецк, где на мове никто отродясь не «розмовляв». Ведущий центр «украинизма», Киево-Могилянская академия, открыла свой «уловитель» в одной из двадцати школ Северодонецка, в нашей школе номер три. В ее старших классах. В 2001–2002 годах, при «пророссийском» президенте Кучме, пошла тотальная украинизация средней школы. Да и сам Кучма, в СССР работавший директором ракетостроительного «Южмаша», изгалялся, издал книжонку «Почему Украина — не Россия?». Книгу эту писал не Кучма. Читая ее, понимаешь, что это творчество мощной команды идеологов, психологов, политтехнологов и ярых западноукраинских лириков, виртуозно владеющих русским языком и беззастенчиво манипулирующих фактами. Там, например, написано, что название «Украина» происходит от слова «рай», а вовсе не от «окраина», «украйна».
Признаться честно, у меня не было и нет отторжения культурного украинства. Я люблю украинскую речь, песни, традиционную украинскую культуру в целом. Отторжение вызывает политическое украинство, которое я предлагаю называть «украинизм». Суть его в том, что украинцы объявляются тысячелетней нацией, которая испокон веков борется с ненавистными москалями, а вся история украинцев — это отчаянная борьба за свою независимость от Московии (именно так они именуют Россию).
Оглядываясь назад, я с горечью думаю: тогдашняя Украина жила очень трудно. Куда беднее, чем современная ей РФ, плевавшая кровью и задыхавшаяся после кошмара девяностых. Однако даже в то время все многоликое сообщество «укронаци» заставляло украинскую бюрократию заниматься «бандеризацией сознания» молодежи с помощью образования, причем без устали, но чиновники Российской Федерации вели себя совершенно иначе. Они попросту отказывалась считать нас русскими. Нас не вывозили учиться в русские вузы и школы. Мы попали в трагическое положение: «свидомые» на Украине считали нас чужаками, «москалями», а в РФ рассматривали нас как «украинцев», как отрезанный ломоть. Была напрочь отринута изначальная идея царей московских, вдохновившая Переяславскую раду 1654 года: мы — единый народ. Просто трех разновидностей: великороссов, малороссов-украинцев и белорусов. Вступая на территорию Галиции (Западной Украины), командование русской армии в 1914-м раздавало специальные памятки солдатам, называя местное население русскими! А тогдашних сторонников обособления Украины — мазепинцами. Увы, подложили нам свинку советские политические лидеры. О людях труда в СССР, конечно, заботились. СССР вывел нас в число научно-технически и промышленно развитых народов. Однако всячески форсировалось разделение одного русского народа на три «братских». И в этой политике культивирования «украинства», как ни крути, виновны правящие круги Страны Советов. Ох, как нам это вылезет боком в 2014-м!
Под православной восьмиконечной звездой
Но нас «украинизировать» в коллегиуме не удалось. Еще там мы устраивали жаркие диспуты с учителями истории, которые пытались вымазать Россию грязью. Можно сказать, наша русскость и чувство русской общности пробились сквозь украинофильскую обработку сознания, словно зеленый росток — сквозь бетонную плиту.
Хотя жизнь была очень-очень трудной. Учебу пришлось совмещать с работой. В 1998-м, пятнадцати лет от роду, стал я подмастерьем на фирме у моего дяди, у которого была плотницкая мастерская. Собственно, на «фирме» было-то всего два сотрудника: дядька да я. Мы мастерили входные двери: просто из дерева, из дерева со стальным листом, целиком металлические. Помните, тогда в постсоветских странах люди стали ставить себе дома двойные двери? Мы и занимались удовлетворением этой потребности общества. В мои обязанности входило принимать заказы, выезжать к клиенту и снимать мерки. Потом мы изготавливали эту дверь, ехали и устанавливали ее. Весь цикл занимал от одного до трех дней. Я зарабатывал очень приличные на то время деньги. За неделю — больше, чем моя мама на заводе в цеху за месяц.
Вот так, работая, параллельно учился в коллегиуме, где до хрипоты отстаивал Россию и русскость. Уже в 16 лет съехал от родителей на съемную квартиру по той причине, что жить на 60 квадратных метрах всемером очень тесно, а мои младшие братья и сестры не давали мне учиться, отвлекали меня от чтения своими шумными играми.
Именно в 1999 году я, 16 лет от роду, стал сотрудничать с РНЕ — «Русским национальным единством». Я стал участником этой организации.
Ребята-баркашовцы устраивали полевые сборы. Например, в Белогородской области или на Дону, в Ростовской области. На такие сборы я ездил с 1999 по 2001 год.