Факел свободы
Шрифт:
Это было странно. Он был человеком, обязанным удерживать Симоэнса вместе, удерживать его работоспособность — эффективную работоспособность — на его критических исследовательских проектах. И наблюдать за тем, что если даже придет время, что Симоэнс самоликвидируется, он не повредит эти проекты. И все же, несмотря на это, он чувствовал, что не было настоятельной необходимости для защиты важнейших интересов Согласования, но нужно хоть как-то помочь человеку, которого он должен был защитить от них. Найти какой-то способ, чтобы помешать ему уничтожить себя.
Найти способ исцелить по крайней мере
Джек МакБрайд поднял бокал, чтобы сделать еще один глоток виски, затем замер, когда последняя мысль прошла через его разум.
"Нанесла, — подумал он. — Нанесла ему. Это то, о чем ты действительно думаешь, не так ли, Джек? Не то, что это просто одна из тех ужасных вещей, что иногда случаются, но то, что этого не должно было случиться".
Что-то казавшееся ледяным сочилось через его вены, когда он понял, в чем он только что позволил себе признаться самому себе. Обученный специалист по безопасности в нем признал опасность в позволении себе думать о чем-нибудь в этом роде, но человек в нем — часть его, которая была сыном Кристины и Томаса МакБрайдов — не могла перестать думать об этом.
Это был не первый раз, когда его мысли сбивались в этом направлении, понял он медленно, когда вспоминал прошлые сомнения в целесообразности генерального плана Совета по Долгосрочному Планированию, его стремление овладеть тонкостями, сформировать лучшие инструменты для приобретения судьбы человечества.
"Когда мы изменили курс? — задавался он вопросом. — Когда мы перешли от максимизации каждого человека к производству аккуратных кирпичей для тщательно разработанного здания? Что подумал бы Леонард Детвейлер, если бы он был здесь сегодня, глядя на решения Совета? Стал бы он выбрасывать маленькую девочку, чей отец любил ее так отчаянно? Стал бы он отвергать предложение Херландера взвалить на свои плечи полное финансовое бремя заботы о ней? И, если бы он смог, что это говорило бы о том, где мы были с самого начала?"
Он вновь подумал о заметке Фабр, о мыслях и отношениях за ней. Он никогда не сомневался, что Фабр была совершенно искренна, что она действительно пыталась защитить Симоэнса от последствий его безумия, донкихотского усилия обратить вспять необратимое. Но если это было решение Симоэнса? Разве он не имел право по крайней мере, на борьбу за жизнь своей дочери? Предпочесть уничтожение себя, если бы это было то, к чему он пришел бы, в попытке спасти кого-то, кого он любил так сильно?
"Это действительно то, что мы имеем вокруг себя? Чтобы Совет принимал эти решения за всех нас в своей бесконечной мудрости? Что произойдет, если он решит, что больше не нуждается в каких-либо случайных колебаниях? Что произойдет, если будет позволено появляться только детям, которые были специально разработаны из звездных геномов?"
Он сделал еще один, более глубокий глоток виски, и его пальцы сжались вокруг стекла.
"Лицемер, — подумал он. — Ты чертов лицемер, Джек. Ты знаешь — знаешь на протяжении сорока лет — что это именно то, что Совет имеет в виду для всех тех "нормалов" там. Конечно, ты не думал об этом таким образом, не так ли? Нет, ты думал о том, насколько хорошо это будет, когда соберутся сделать. Когда их дети, их внуки и их правнуки будут благодарить вас
Конечно, ты знал, что многие люди были бы несчастны от того, что они будут добровольно сдавать своих будущих детей кому-то еще, но это глупо с их стороны, не так ли? Это только потому, что им промыли мозги эти ублюдки с Беовульфа. Потому что они были автоматически предвзяты к любому, несущему клеймо "джини". Потому что они невежественные, бездумные нормалы, а не представители альфа-линии, как ты.
Но сейчас — сейчас, когда ты видишь, что такое случается с кем-то еще, кто является таким же представителем альфа-линии. Когда ты видишь, что происходит с Херландером, и понимаешь, что, возможно, такое случится с твоими родителями, или с твоим братом, или твоими сестрами… или в один прекрасный день с тобой. Теперь ты вдруг обнаруживаешь, что у тебя есть сомнения".
Он глубоко, судорожно вздохнул и спросил себя, как получилось так, что тепло, любовь и заботливость его семьи смогли выкристаллизовать эту темную, бесплодную ночь в его душе?.
"Это всего лишь усталость — эмоциональная и физическая усталость", — сказал он себе, но не поверил в это. Он знал, что все гораздо глубже и больше. Так же, как он знал, что любому, кто оказался вдруг испытывающим сомнения, которые он испытывал, задающим вопросы, которые он обнаружил спрашивающим себя, следует немедленно обратиться за консультацией.
И так же он знал, что не собирался делать ничего подобного.
Глава 21
В результате, те недели, что Брайс Миллер и его друзья провели мучаясь из-за их предстоящей встречи с пресловутым Джереми Эксом, оказались бессмысленными. Когда они были наконец проведены к страшному и свирепому террористу, после того как они прибыли на Факел, оказалось, что реальность не имела никакого сходства с легендами.
Начнем с того, что он не был двухсот двадцати сантиметров ростом, и не было его телосложение схоже с огровским. Наоборот, к удивлению и облегчению Брайса. Бывший глава Одюбон Баллрум и нынешний военный министр Факела был не более ста шестидесяти пяти сантиметров в высоту, а его телосложение было жилистым и стройный, а не массивным.
Он казался довольно веселым парнем, к тому же. Даже плутовски-злым, можно сказать — по крайней мере, если, как Брайс, вы еще недавно встречали этот термин и ухватились за него, но еще не читали достаточно литературы, чтобы понять, что "плутовски-злой" отнюдь не то же самое, что "безвредный".
Джереми Экс не хмурился, также. Ни разу. Даже после как Хью Араи — гораздо более прямо и точно, чем ему было нужно, по мнению Брайса — объяснил, каким образом клан Брайса оставался живым на станции "Пармли" за последние полвека.
К сожалению, в то время как Джереми Экс не хмурился, кое-кто в аудиенц-зале королевы Берри — во всяком случае, он был так назван ими, хотя Брайс думал, что это больше походило на большой офис, без стола и не очень многими стульями — самого, конечно, угрюмого вида. А она восполняла все, чего не хватало Джереми, и много чего еще.