Факир против мафии
Шрифт:
— Что ты, — возразил Юдин. — Я ведь себе не враг. Я не хочу, чтобы ты меня убил.
— Вот это правильно, — одобрил бандит. — Слышь, терпила, ты особо не ссы: если будешь вести себя правильно, останешься целым. А на деньги наплюй. Деньги — это мусор, главное — жизнь. Будешь жив — заработаешь еще. Усекаешь, че говорю?
— Да, — тихо ответил Юдин.
— Вот и молодец. — Дашкевич глянул в окно и удовлетворенно сказал. — Подъезжаем. Скоро все кончится. — А потом помолчал, неожиданно тяжело
Машину Юдин поставил у подъезда. Выбирался из салона неуклюже — руки никак не хотели слушаться.
— На сигнализацию-то поставь, — напомнил ему Дашкевич, внимательно, по-волчьи, озираясь.
Юдин поставил машину на сигнализацию.
— Теперь пошли, — скомандовал Дашкевич. — Резких движений не делай.
— Не буду, — пообещал Юдин.
Они двинулись к подъезду. Дашкевич посмотрел на бледное, потное лицо Юдина и усмехнулся:
— Код-то хоть помнишь, терпила?
— У меня магнитный ключ, — сказал Юдин, силясь достать из кармана связку ключей, которая, как назло, за что-то зацепилась.
С грехом пополам он достал ключи и открыл дверь подъезда. Лифт был занят, а ждать Дашкевич не хотел, поэтому наверх двинулись пешком. Один пролет, второй… Юдин покосился на Дашкевича. Правая рука бандита была опущена в карман, в ней он держал нож. Третий, четвертый… Вот уже и дверь квартиры.
Дашкевич перехватил взгляд Юдина и презрительно спросил:
— Хрен ли уставился, пес? Хочешь ноги сделать?
— Я… — Юдин сглотнул слюну. — Я не…
— Давай открывай, если не хочешь, чтоб я тебя прямо здесь завалил.
Бандит сощурил глаз, достал из кармана нож и стал медленно покручивать его в пальцах, глядя на Юдина с садистской усмешечкой.
Юдин вздохнул, отвернулся, поднял связку и стал пихать ключ в замочную скважину. Однако пальцы его дрожали, и ключ никак не хотел войти в паз. Внизу громыхнула подъездная дверь, и спустя несколько секунд кто-то стал подниматься по лестнице — медленно, тяжело.
— Баклан, ты че, издеваешься? — вспылил бандит. — Давай открывай скорее! Не слышишь — идут сюда!
Юдин вздрогнул.
— Да-да… Я сейчас…
Он снова стал тыкаться ключом в дверь.
— Дай сюда! — негромко прорычал Дашкевич.
Юдин покорно протянул ему связку ключей. Дашкевич вырвал связку у Юдина из рук и так сильно оттолкнул его от двери, что Юдин споткнулся и упал на ступеньки, больно ударившись копчиком об ребро ступени.
— Какой ключ? — быстро спросил Дашкевич, даже не повернувшись на звук падения.
— Желтый, — промямлил Юдин, морщась от боли и накатившей тошноты. — Длинный.
Дашкевич быстро нашел нужный ключ и сунул его в замочную скважину.
В тот же момент мир в глазах Юдина рассыпался на тысячи маленьких осколков, мощная волна обдала его лицо жаром, опрокинула на спину и проволокла по ступенькам. Все это сопровождалось таким оглушительным грохотом, что Юдину показалось, будто бы в уши ему изо всех сил воткнули раскаленные гвозди. Юдин хотел закричать, но не успел: внезапно вспышка ослепительного света сменилась непроглядной и глухой тьмой — и в этот страшный миг Юдин потерял сознание.
Александр Борисович Турецкий опоздал на встречу со старым приятелем на двадцать пять минут. Едва припарковав машину, он ворвался в кафе, почти не надеясь, что Семен Комаров, известный московский журналист и стопроцентный педант, дождался его. Однако Семен, вопреки своим правилам, все еще дожидался за столиком. В руке он держал высокий бокал с каким-то зеленым, пенистым напитком и торчащей из него соломинкой с желтым зонтиком.
Завидев Турецкого, Семен немедленно скорчил рожу и осуждающе покачал головой. Турецкий в ответ развел руками — дескать, «не виноватый я», обстоятельства так сложились.
Плюхнувшись на стул, Александр Борисович крепко пожал журналисту руку, достал платок и вытер вспотевший лоб.
— Н-да, — насмешливо сказал Комаров. — Вижу, вы и в самом деле спешили. Язык не поворачивается говорить упреки.
— Ну а не поворачивается, так я и оправдываться не стану, — улыбнулся в ответ Турецкий. — Давно ждете?
Комаров поднял руку и посмотрел на часы:
— Тридцать три минуты и пять… нет, уже шесть секунд. — Он перевел взгляд на Александра Борисовича и добавил: — Я всегда прихожу за пять минут до встречи.
— Замечательное качество, — похвалил Турецкий. — А я — как придется. Пить что-нибудь будете?
— Спасибо, я уже пью.
Турецкий посмотрел на стакан с зеленой жидкостью и поднял брови:
— Сок?
— Угу, яблочный. Я не выпиваю днем. Люблю, чтобы голова оставалась ясной. К тому же алкоголь притупляет наблюдательность. А наблюдательность — это как раз то самое качество, которое превращает простого раздолбая в высокооплачиваемого журналиста.
— Гладко сказано, — одобрил Турецкий.
Журналист чуть склонил голову:
— Спасибо. Перейдем к делу?
— Пожалуй, — ответил Турецкий, снова отирая платком лоб. — Но сначала я чего-нибудь выпью.
Он подозвал официанта и заказал кружку холодного пива. Официант оказался расторопен, и вскоре Александр Борисович, отхлебывая пиво и блаженно жмурясь, приступил к беседе.
— Семен, я знаю, что вы опубликовали цикл статей о политическом кризисе в Литве. В связи с этим я хочу, чтобы вы помогли мне разобраться во всех этих делах…