Факир против мафии
Шрифт:
— Приведя к власти своего ставленника, агенты российских спецслужб могут влиять на президента Литвы. Они могут по собственному усмотрению формировать его администрацию. Они желают управлять политическими процессами. Они формируют структуру и кадры президентуры в своих интересах. Вот тебе и серьезная база для проникновения российских спецслужб в Литву!
Меркулов смотрел на «важняка» недоверчиво.
— Мысль, конечно, интересная, — без особого энтузиазма проговорил он. — Но слишком уж… оригинальная, что ли. Отаров и Петров — бизнесмены. Причем один из них, Петров, подозревается в связях
Турецкий усмехнулся:
— А ты напряги воображение и представь себе абсолютно дикую вещь: что, если Отаров и Петров — агенты наших доблестных спецслужб? Настоящие, завербованные агенты влияния!
Взгляд Меркулова стал грустным.
— Сань, — сказал он отечески мягким голосом, — а ты случайно не болен? Температуру сегодня не мерил?
Турецкий махнул рукой:
— Да температура-то нормальная, тридцать шесть. Как говорится, еще четыре градуса, и можно пить. И все-таки интуиция мне подсказывает, что какая-то связь тут есть.
Меркулов прищурился:
— Ты же не веришь в интуицию.
— Ну и что? — пожал плечами Турецкий. — Я, например, не верю в черную кошку, но, если она перебежит мне дорогу, я — от греха подальше — пройду другим переулком.
Некоторое время Меркулов сидел молча, задумчиво глядя на Турецкого из-под нахмуренных бровей и постукивая пальцами по столу. Потом вздохнул и сказал:
— Вообще-то опыт показывает, что самые дикие и неправдоподобные вещи могут оказаться правдой. Если тебе так хочется, возьми эту версию на вооружение вместе с остальными. Но мой тебе совет, Турецкий, сильно в нее не углубляйся. Мне все-таки кажется, что никаких перспектив тут нет.
— Поживем — увидим, — сказал Александр Борисович.
— Это уж по-всякому, — согласился с ним Меркулов.
Высокий, худой человек в сером элегантном пальто, застегнутом на все пуговицы, вышел из кафе «Ledai» и, увидев стоящее неподалеку такси, призывно махнул рукой.
Машина притормозила возле человека в сером пальто, едва не обрызгав его водой из грязной лужицы у обочины дороги, однако он не обратил на это никакого внимания. Сев на заднее сиденье, человек немедленно погрузился в размышления. На вопрос водителя, куда ехать, он некоторое время рассеянно смотрел по сторонам, словно припоминал, где он находится, затем тряхнул головой, откинул со лба длинную прямую прядь пепельных волос и назвал адрес.
У рассеянного человека в сером пальто было два имени. Первое литовское — Казис Лапшис. Второе русское — Владимир Медведев. Первое имя знали все вильнюсские знакомые, второе — только несколько человек. Казис Лапшис работал в департаменте госбезопасности Литвы и был на хорошем счету у начальства. Едва ли кто-нибудь из коллег догадывался о том, что педантичный, спокойный и ничем не выделяющийся Лапшис, с которым приятно иногда посидеть в баре или съездить за город на пикник, — русский агент. Скажи им кто-нибудь об этом, они бы рассмеялись насмешнику в лицо. Нет, Лапшис не был похож на агента, слишком уж он был обычный, слишком… скучный, что ли.
Да и внешность у него была самая заурядная. Худое, ничем не примечательное лицо. Глаза серо-голубого цвета, тусклые и водянистые. Волосы — ни редкие, ни густые — тщательно зачесаны назад. Такого встретишь в толпе и не заметишь, даже на высокий рост внимания не обратишь, потому что ходил Лапшис вечно ссутулившись и засунув руки в карманы пальто, так, словно ему всегда было немного зябко.
Даже среди уравновешенных литовцев Казис Лапшис казался олицетворением спокойствия и флегматичности. Никто и не догадывался, какие мысли роятся в его блеклой голове, какие бури бушуют в его неподвижной с виду душе.
В последние недели Казис Лапшис был сам не свой. Операция, в которой он принимал самое непосредственное участие, явно выходила из-под контроля. Он удивлялся, как это начальство (не здешнее, а то — московское) до сих пор ничего не видит. Или они совсем там ослепли за своими бумажками, в своих уютных офисах?
А расстраиваться было от чего. Агенты влияния, которых российские спецслужбы внедрили в экономический и политический истеблишмент Литвы, внезапно стали проявлять излишнюю самостоятельность. Эти остолопы забыли, что они здесь всего лишь наместники, и, судя по развернутой деятельности, почувствовали себя настоящими царьками.
Лапшису это не нравилось. Он сам по долгу службы (на этот раз — литовской) должен был составлять отчеты о деятельности русской мафии в Вильнюсе и Каунасе и видел, до какого беспредела дошли Отаров и Петров. Не бизнесмены, а разнузданные юнцы, которых некому приструнить! Даже развернутая антипрезидентская кампания не сделала их скромнее и не умерила их воистину волчьих аппетитов.
Этому пора было положить конец. И он, Казис Лапшис, сделает это, чего бы ему ни стоило.
Такси остановилось возле серого пятиэтажного дома, на первом этаже которого уютно расположилась хлебная лавка — оттуда доносился вкусный запах горячего, свежеиспеченного хлеба.
Лапшис расплатился с таксистом и выбрался из машины. Когда машина уехала, он, по своей обычной привычке, сунул руки в карманы и немного постоял так, вдыхая свежий ветер и незаметно поглядывая по сторонам. Старая вильнюсская улочка была полупустынна. Две женщины с детскими колясками, негромко переговариваясь, прошли мимо Лапшиса и свернули в скверик. Какой-то старик проковылял, тяжело опираясь на изящную белую трость с лакированным круглым набалдашником.
Лапшис проводил его взглядом и неторопливо двинулся к дому, вдыхая запах хлеба, заставлявший вспомнить о детстве, о русской деревне, о потрескивании печки в зимний вечер и о прочих не менее приятных вещах.
Поднявшись на второй этаж, он остановился перед массивной деревянной дверью и нажал пальцем на звонок. Звук у звонка был мелодичный и переливчатый. Лапшису пришлось нажать на кнопку звонка еще дважды, прежде чем дверь открылась.
Невысокий, полный мужчина со светлыми волосами, одетый в красный восточный халат, кивнул Лапшису и впустил его в прихожую.
Закрыв дверь на два замка, он повернулся к Лапшису и сказал:
— Пройдете в гостиную или поговорим на кухне?
— В гостиную, — сказал Лапшис.