Факир против мафии
Шрифт:
То, что его хотели убить, было ясно как день. Насчет того, кто именно хотел, также двух мнений быть не могло. Отаров, кто же еще. То, что вместо Юдина погиб Дашкевич, было счастливой случайностью.
Однако то, что погиб именно Дашкевич, а не какой-нибудь другой знакомый Юдина, ясно указывало на то, что в дело вмешался перст судьбы и что даже судьба состояла на службе у всесильного Отарова. А раз так, то бежать Юдину было некуда. Дашкевич вон попытался, и что из этого вышло? Кроме того, у Юдина не было денег. Бумажник его был пуст, а в банке деньги он не хранил. Можно было попробовать вернуться за деньгами домой, но после некоторого размышления Юдин отверг эту мысль как глупую и наивную.
За
На улице между тем почти совсем стемнело.
«Будь проклята зима с ее короткими днями и длинными, тоскливыми ночами», — уныло подумал Юдин.
Он вздохнул и стал думать о том, что же теперь делать. Прятаться бесполезно. Идти к Отарову на поклон глупо и также бесполезно. Оставалось одно — сдаться милиции. Это был единственный шанс выжить, и, поняв это, Юдин воспользовался этим шансом, не раздумывая. Он достал из кармана сотовый телефон, затем поискал по карманам визитку Турецкого — слава богу, она оказалась на месте, во внутреннем кармане пиджака.
Дрожащим пальцем набрал Юдин номер телефона «важняка».
— Слушаю вас, — отозвался в трубке холодноватый баритон Турецкого.
— Алло… Это Юдин… Владимир Юдин… Бывший помощник депутата Канунниковой…
— Да, Юдин, я вас слушаю.
— Александр Борисович, я бы хотел с вами встретиться.
— На предмет чего?
— На предмет… э-э… Ну, в общем, мне есть что вам рассказать об убийстве Елены Сергеевны.
— Хорошо. Подъезжайте прямо ко мне в кабинет. Адрес знаете?
— Нет.
— Записывайте. — Турецкий продиктовал адрес. Подождал, пока Юдин запишет его, потом сказал: — Я слышал о взрыве в вашей квартире. Кто этот человек?
— Какой человек? Ко… который погиб?
Турецкий выдержал паузу и сказал:
— Да.
— Это Дашкевич, — уныло ответил Юдин. — Бандит. Он приходил ко мне за деньгами.
— Ясно. Жду вас у себя в кабинете. Пропуск я выпишу. Если хотите жить — не задерживайтесь.
Турецкий дал отбой.
Юдин некоторое время держал трубку в руке, тупо на нее таращась, затем тряхнул головой, словно выходя из забытья, сунул телефон в карман и завел машину.
…Через сорок пять минут он приоткрыл дверь кабинета Турецкого и просунул в щель голову:
— Можно к вам?
Александр Борисович оторвал взгляд от бумаг, посмотрел на взлохмаченную и окровавленную голову Юдина, прищурился и сказал:
— А, Юдин. Заходите. Стучать вас не учили?
— Извините, — промямлил Юдин, слегка покраснев. — Я… я сегодня сам не свой.
Он вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь. Турецкий указал ему на стул напротив себя. Юдин кивнул, робко прошел к стулу и сел, сведя колени вместе и сунув между ними ладони, как смущенная школьница.
Александр Борисович посмотрел на него, чуть склонив голову. Выглядел Юдин скверно — побитый, исцарапанный, испуганный.
— Может, вызвать вам врача? — осторожно спросил Турецкий.
Юдин вздрогнул и поднял глаза на следователя:
— Что? Врача? — Он покачал головой: — Нет, не надо врача. Со здоровьем у меня все в порядке.
— Ну раз так — давайте рассказывайте. Только не торопясь и по порядку.
Юдин еще некоторое время молчал, собираясь с мыслями, потом заговорил:
— Дело было месяца полтора-два назад. Однажды Дубинин вызвал меня к себе и стал расспрашивать о Елене Сергеевне. Вернее, о наших с ней отношениях и о том, что я о ней думаю. Я сказал, что уважаю и ценю Елену Сергеевну. Тогда Дубинин стал говорить о том, что Канунникова — умная и талантливая женщина, но что из-за ее дурацких принципов наша партия может не пройти в Думу и вообще развалиться. Потом…
Юдин перевел дух, провел ладонью по глазам и продолжил:
— Потом он спросил меня: что важнее — жизнь и благополучие одной женщины, даже такой талантливой, как Канунникова, или существование партии, благодаря которой миллионы людей дышат чистым воздухом. Я сказал, что партия, конечно, важнее. Дубинин долго смотрел на меня, а потом вдруг заговорил о том, что Елена Сергеевна из лидера партии, из движущей силы превратилась в тормоз. — Юдин поднял взгляд на Турецкого, и во взгляде этом была боль. — Понимаете, Александр Борисович, он так убедительно это говорил, что я не мог не согласиться. И тогда он вдруг спросил… Он спросил, не хочу ли я заработать. Я сказал, что да, хочу…
Юдин замолчал. Какое-то время он сидел молча, уставившись в одну точку прямо перед собой, потом повел плечами, как будто ему внезапно стало холодно, и снова поднял взгляд на Турецкого:
— Он предложил мне двадцать тысяч долларов, если я помогу ему избавиться от Канунниковой. Сначала я испугался. То есть… я почувствовал ярость. Ведь этому человеку Елена Сергеевна доверяла, как самой себе. И вдруг такая подлость, такое лицемерие! Я не мог и слова вымолвить от ярости. Но Дубинин только усмехался. Потом он сказал: «Я понимаю, что мое предложение звучит несколько странно. Но я уверен, что вы его примете». Он сказал, что давно наблюдает за мной и знает, что я — человек умный и предприимчивый. К тому же на карту поставлено существование нашей партии. Он сказал, что Канунникову в любом случае «уберут», и никто ничего не сможет доказать. Даже если я расскажу ей все, это ничего не изменит. Я спросил: «Почему?» А он ответил… Он ответил, что, во-первых, Канунникова не поверит мне, а во-вторых, что бы она ни сделала — она уже не жилец на этом свете. Он так и сказал — «не жилец».
— И тогда вы согласились?
Юдин вздохнул.
— Не сразу. Я долго думал, но потом Дубинин сказал, что, если я не соглашусь, он найдет себе другого помощника. Канунникова все равно умрет, а я останусь без работы и без денег. После этого я… я согласился. А что мне оставалось делать?
Поскольку Александр Борисович ничего не ответил, Юдин продолжил:
— Дубинин познакомил меня с Дашкевичем и Халимоном. Сказал, что они сделают всю черную работу. Я должен был добыть пистолет Канунниковой, а потом, когда придет время, открыть им дверь. Они научили меня, как можно добыть пистолет. Как-то раз я сидел у Елены Сергеевны в гостях и попросил ее показать мне пистолет. Она показала. Я осмотрел пистолет и сказал, что его нужно показать специалисту, чтобы он осмотрел его, почистил и пристрелял. Елена Сергеевна сказала, что ей на это плевать, потому что все равно она никогда не воспользуется этим оружием. Но я настаивал, и она согласилась. Так ее пистолет попал ко мне. А я передал его Дашкевичу. Из этого пистолета он потом и убил Канунникову и ее мужа.
— Расскажите, как была убита Канунникова.
Юдин тяжело вздохнул.
— Видите ли, Александр Борисович, — промямлил он сиплым и каким-то придавленным голосом, — Елена Сергеевна всегда была осторожной. Когда-то, когда она только начинала свою политическую карьеру, ее сильно избили. С тех пор она никогда не открывала незнакомцам. В то утро я позвонил в дверь ее квартиры, она узнала меня и открыла. Я зашел в прихожую, и она снова закрыла дверь на замок. Но пока я переобувался, она ушла на кухню, готовить кофе. А я незаметно снова открыл замок. Потом я прошел в квартиру. Муж Канунниковой, Арсений Андреевич, сидел на диване перед телевизором и дремал — сказалась бессонная ночь.