Фактор фуры
Шрифт:
Я быстро убедился, что делаю правильно: губастый водила (ведь только мы с ним понимали друг друга) немедленно принялся рассказывать, что направляемся мы к одному очень суровому человеку, который крут вообще со всеми, но больше всего на свете он ненавидит white bitches. Нет для него ничего желаннее, чем white bitch. Когда ему в руки попадает white bitch, она подвергается таким мучительным издевательствам, таким бесчеловечным пыткам… Водила заверил меня (почти участливо), что умру я в любом случае - совершенно независимо от того, при чем я или ни при чем, знаю хоть что-нибудь или нет. Более того, совершенно независимо от того, скажу ли я сразу всю правду, стану ли запираться или врать, умирать я буду ровно настолько долго и мучительно, насколько у них хватит мастерства и старания, а этого у них - хватит…
Не врубающийся длинный то и дело переспрашивал (видимо), на пояснения Губастого сначала хмыкал - потом его это стало явно раздражать: он двинул локтем мне в рыло (сидючи слева, попал как раз по больному-распухшему - я дал себе волю и взвыл) и что-то императивно просипел (молчать, сука!). Я скорчился, водила заржал, длинный (морда у него тоже была костистая, как бы вся навыкате, сплошной мосол, и сам он из одних громадных мослов и состоял) засмолил косяк. Явно не опасаясь, что полиция остановит и понюхает.
(Я, признаться, несколько на это надеялся, на полицию: не могло же, по идее, после таких ночных погромов не быть повсюду сплошных ментовских кордонов… Зря надеялся - никаких признаков ажанов нигде: словно иммигрантская революция уже победила и белые менты разогнаны все на фиг.)
Потихоньку светало; жиденький туман расползался в стороны от автобана, делая ненастоящими голые деревья. Мы продолжали гнать на ста с лишним - прямо, прямо, и вскоре я опять занудил: не убивайте. А потом: не убивайте - за меня могут заплатить. «Факинг бул-лшит, кто за факаного тебя заплатит?» Я решился: «Я сказал неправду - я не совсем случайный человек. Меня послали очень влиятельные люди, которые могут за меня много заплатить. Если вы меня привезете к вашему боссу, он меня убьет и никто ничего не получит. А вы можете получить за меня…» - «Шат ап, ю, сакер!» - заорал водила, но я не заткнулся, закончив безграмотной скороговоркой: «На бумажке, которая была у меня, где телефоны, есть номер, по нему можно позвонить и сказать, что я у вас, и сказать, что вам нужны деньги, - попробуйте позвоните…» Тут мне снова засветил локтем Мосластый.
Некоторое время я не мог ни соображать, ни говорить, а когда смог, шепотом просипел: «Позвоните, что вы теряете. Номер, рядом с которым буквы Си-Эм…»
Я в свое время выписал на тот самый обрывок и телефон, по которому звонил из Гамбурга…
Какова вероятность, что они поверят и позвонят? И что Мирский сообразит, что к чему? Если он все-таки не врал в своих электронных письмах, не ведет двойной игры и т. д. (Что он может сделать? Сказать следователю Альто, например. Если тому действительно нужен такой свидетель - пусть что-то придумывает. В конце концов, он представитель титульной итальянской спецслужбы - может же она договориться с французскими коллегами? В данной ситуации любое европейское гэбье - да вообще кто угодно - для меня предпочтительнее того, к кому меня на скорости сто с лишним везут двое безбашенных арабских обкурков…)
Я отдавал себе отчет в своих шансах. Но что мне оставалось?..
Водила что-то говорил Костлявому - я остро пожалел о незнании их мовы. «Позвоните…» - я заранее отвернул лицо: удар пришелся по уху.
Пятьдесят километров до поворота на Дижон.
Квелый рассвет слева-впереди был вроде невыключенной днем неоновой вывески. Оживали и замирали «дворники», мелкие капли сдувало с бокового стекла. С гулким шумом заслоняли полмира и отваливались назад фуры.
«Чей это номер?» - после долгой паузы вдруг спросил водила. «Того, на кого я работаю».
– «Кто он?» - «Человек, на которого работал Фарах». Корявый английский мат: «Фарах ни на кого не работал!» - «Позвоните, скажите, что у вас Юрий, что вам нужны деньги. У этого человека очень много денег». Корявый английский мат, требование заткнуться, обещание все мне отрезать.
Поворот на Дижон. Не повернули.
Сколько у меня времени?..
Тускло блестящий автобан, встречные фары. Пасмурное небо, ангары, корпуса, громадные названия брендов. Граффити на опорах путепроводов. Голые перелески. Бурая палая листва и зеленая ноябрьская трава.
Скрюченное тело начинает затекать. Саднят стиснутые железными кольцами запястья. Зверски болит спина.
Времени я не знал - только косясь на спидометр и сверяясь с указателями, прикидывал, как долго мы едем.
Дорога N 15. Лион - 175.
Начало платного участка. Заорать, привлечь внимание? Мосластый загодя обнимает меня длиннейшей ручищей за шею, прижимает снизу к подбородку лезвие, что-то цедит. Мы подъезжаем. Лезвие убирается, но рука остается. Костлявая рожа - вплотную…
Забашляли, проехали.
Арабы вроде про меня забыли. Я время от времени повторял: «Позвоните, вам заплатят» - они либо не реагировали, либо Костлявый небрежно, но сильно бил.
Сколько еще?
Ни хрена они, конечно, не будут звонить. Лажа это все. Полная лажа.
Лион - 70.
42
Где-то к исходу четвертого часа, проехав Лион, остановились заправиться. Мосол придвинулся, воняя кумаром, бормоча увещевательно, с хрустом водя по моему щетинистому горлу тупой стороной лезвия - словно побрить меня собирался. Мы притормозили перед насосом с 95-м Е, вынужденные пропустить в последний момент синюю «Мазду-Premacy». «Number?» - полуобернувшись, почти без выражения произнес вдруг Губастый. Я в первую секунду даже не понял, у кого он это спрашивает, - так давно он не обращал на меня внимания; и лишь чуть погодя сообразил, что говорит водила по-английски… Номер? Какой номер?
Мосол непонимающе глянул на Губастого, на меня. Из «мазды» вылезла покачивающаяся на шпильках коза.
Номер Мирского!
Еще секунду я ничего не понимал - я хотел сказать: «Он на бумажке» (не могли же они не взять клочок с номерами!), но тут до меня дошло, как обухом: бумажка у Мосла, а ему Губастый не хочет ничего говорить…
Это был финиш. Я не помнил наизусть номер Мирского.
Девка впереди сунула шланг в бак. Губастый смотрел перед собой. Костлявый давил мне на шею, вонял потом и шалой.
Я сейчас просирал единственный свой крохотный шанс. Вот в эту минуту.
…Я же набирал его в Гамбурге! Один раз, всего один раз…
Девка вынула шланг. Вспоминай!!!
Черт, черт…
«Мазда» отъехала, Губастый подал вперед. Код Италии - тридцать девять? Дальше?! Три цифры - код мобилы, семь цифр - номер…
Я закрыл глаза. Не помню… Не помню!! Код - три-четыре-семь? Три-семь-четыре?.. Дальше! Девять-пять-два?.. Девять-ноль-пять?.. Нет… Нет…
Губастый вылез, оставив дверь открытой, воткнул в бак «пистолет». Я отчаянно зажмурился. Девять… Мать…