Фактор ограничения
Шрифт:
– Если бы мы оказались поблизости, когда этот мир функционировал, поддержал Гриффит, - нас бы разнесло вдребезги, прежде чем мы его увидели.
– Должно быть, это была великая раса, - задумчиво сказал Лоуренс. Одной лишь экономики такой планеты достаточно, чтобы любого бросило в дрожь. Чтобы создать такую планету, надо было много веков целиком затрачивать рабочую силу всей расы, а потом еще много веков надо было держать эту планету-машину на ходу. Это означает, что местное население тратило минимальное время на добывание пищи, на производство
– Они упростили свой образ жизни и свои нужды, - сказал Кинг, - сведя их к самому необходимому. Одно уж это, само по себе, - знак величия.
– Притом же они были фанатики, - высказался Гриффит.
– Не забывайте этого ни на миг. Работу, подобную этой, мог проделать лишь народ, одержимый всепоглощающей, слепой, однобокой целью.
– Но зачем?
– спросил Лоуренс.
– Зачем они выстроили эту штуковину?
Никто не ответил.
Гриффит тихонько хмыкнул.
– Даже ни одного предположения?
– подзадорил он.
– Ни одной осмысленной гипотезы?
Из тьмы, окутывающей крохотный кружок света от включенной плиты, медленно поднялся человек.
– У меня есть гипотеза, - признался он.
– Вернее, мне кажется, я знаю, в чем дело.
– Послушаем Скотта, - громогласно объявил Лоуренс.
Математик покачал головой.
– Мне нужны доказательства. Иначе вы заподозрите, что я рехнулся.
– Доказательств не существует, - скептически заметил Лоуренс.
– Нет доказательств чего бы то ни было.
– Я знаю место, где, возможно, есть доказательство - не утверждаю с уверенностью, но, может быть, и есть.
Все, кто сидел тесным кругом возле плиты, затаили дыхание.
– Помнишь тот ящик?
– продолжал Скотт.
– Тот самый, о котором только сейчас упомянул Тэйлор. Тот, где что-то гремело, когда мы его встряхивали. Тот, что мы не могли открыть.
– Мы по-прежнему не можем его открыть.
– Дайте мне инструменты, - предложил Скотт, - и я открою.
– Это уже было, - мрачно сказал Лоуренс.
– Мы отличились бычьей силой и ловкостью, открывая ту злополучную дверь. Нельзя все время применять силу при решении нашей задачи. Здесь нужно нечто большее, чем сила. Здесь нужно понимание.
– По-моему, я знаю, что там гремело, - заявил Скотт.
Лоуренс промолчал.
– Послушай-ка, - не унимался Скотт.
– Если у тебя есть какая-то ценность - какой-то предмет, который ты бережешь от воров - что ты с ним делаешь?
– Да в сейф кладу, - ответил Лоуренс не задумываясь.
По длинным, мертвым пролетам исполинской машины прокатилось пронзительное, как свист, молчание.
– Нет и не может быть более надежного места, - снова заговорил Скотт, - чем ящик, который не открывается. В этих ящиках хранилось что-то важное. Хозяева планеты забыли одну вещицу - чего-то они недоглядели.
Лоуренс медленно поднялся с места.
– Достанем инструменты, - сказал он.
...То была продолговатая карточка, весьма заурядная на вид, с асимметрично пробитыми отверстиями.
Скотт держал ее в руке, и рука его дрожала.
– Надеюсь, - горько заметил Гриффит, - ты не разочарован.
– Нисколько, - ответил Скотт.
– Именно это я и предполагал.
Все дожидались продолжения.
– Не будешь ли ты любезен...
– не вытерпел, наконец, Гриффит.
– Это перфокарта, - объяснил Скотт.
– Ответ некоей задачи, введенной в дифференциальное счетно-решающее устройство.
– Но ведь мы не можем дешифровать ее, - сказал Тэйлор.
– Никакими силами нельзя установить, что она означает.
– Ее и не надо дешифровать, - усмехнулся Скотт.
– Она и без того рассказывает, что здесь такое. Эта машина - вся машина в целом представляет собой вычислительное устройство.
– Какая бредовая идея!
– воскликнул Баклей.
– Математическое...
Скот покачал головой.
– Не математическое. По крайней мере, не чисто математическое. Нечто более значительное. Логическое, по всей вероятности. Быть может, даже этическое.
Он оглядел присутствующих и прочел на их лицах неверие, еще не до конца развеянное.
– Да посудите же сами!
– вскричал он.
– Бесконечное повторение, монотонная одинаковость всей машины. Таково и есть вычислительное устройство - сотни или тысячи, или миллионы или миллиарды интегрирующих схем, сколько бы их ни было нужно, чтобы ответить на поставленный вопрос.
– Существует же какой-то фактор ограничения, - пробубнил Баклей.
– На всем протяжении своей истории, - ответил Скотт, - человечество не слишком-то обращало внимание на такие факторы. Оно продолжало делать свое дело и преодолевало всевозможные факторы ограничения. Очевидно, эта раса тоже не слишком-то обращала на них внимание.
– Есть такие факторы, - упрямо твердил Баклей, - которыми просто невозможно пренебречь.
У мозга есть свои ограничения.
Он ни за что не станет заниматься самим собой.
Он слишком легко забывает, забывает слишком многое и всегда именно то, что следовало бы помнить.
Он склонен к терзаниям - а для мозга это почти равносильно самоубийству.
Если слишком напрягать мозг, он находит убежище в безумии.
И, наконец, он умирает. Умирает как раз тогда, когда становится полноценным.
Поэтому создают механический мозг - гигант, двадцатимильным слоем покрывающий планету с Землю величиной - мозг, который займется делом и никогда ничего не забудет, и не сойдет с ума, ибо ему неведомо смятение.
Затем срываются с места и покидают такой мозг - это уже двойное безумие.
– Все наши догадки не имеют смысла, - сказал Гриффит.
– Ведь мы никогда не узнаем, для чего служил этот мозг. Вы упорно исходите из предпосылки, будто хозяева этой планеты были гуманоиды, а ведь столько же шансов за то, что они отнюдь не гуманоиды.