Фактор страха
Шрифт:
Сабир ушел, а Ахмад долго сидел задумавшись, не зная, то ли обижаться, то ли злиться. Злиться? Но на кого? На себя или на брата, на судьбу? Деньги, которые вернул брат, он отнес в мечеть, надеясь хоть таким образом искупить вину. И тогда он впервые понял, что каждому воздается по его деяниям. И он, нарушающий законы пророка, обречен на мучения и в этой жизни, и в будущей, скрывая свой грех от жены и детей. А его брат, который не так обеспечен, как он, может спокойно смотреть близким в глаза. Жизнь, в общем, устроена достаточно мудро, за все нужно платить. Нет, он не хотел, да и не мог ничего менять, теперь уже было поздно заняться чем-то другим, но его постоянно мучила совесть, и он зачастил в мечеть, замаливая грехи.
Дочь училась в институте, а сын, которым так гордился Ахмад, уже закончил учебу и собирался стать архитектором. У него была девушка, и отец с нетерпением ждал того дня, когда он отправится к ее родителям просить согласия на брак. Правда, ни девушка, по национальности украинка, ни сын явно не спешили получать родительское благословение, что огорчало Ахмада, почитавшего традиции предков.
К вечеру, перед самым закрытием, у магазина появился тот самый тип, который приходил в девяносто втором. Ахмад его сразу узнал и понял, что ничего хорошего ждать не приходится. Если спустя столько лет он снова решился прийти, забыв о той страшной бойне, значит, он либо убежден в своей силе, либо ненормальный. В любом случае следовало ждать больших неприятностей.
— Ну, здравствуй, — сказал Толик, — вот мы и встретились снова.
— Здравствуй, — ответил Ахмад, строго глядя на вошедшего. Сейран уже ушел, отпросившись пораньше, и Ахмад остался один.
— Вот и встретились, — с явной угрозой повторил Шпицын. В этот момент в магазин вошли еще двое.
— Напрасно вы опять приехали, — мягко сказал Ахмад, — вы же помните, чем кончилось все в прошлый раз. Не нужно было вам приходить.
— Очень хорошо помним, — ухмыльнулся Шпицын, — поэтому и пришли. Думаешь, черномазые опять тебя защитят?
Он сделал знак одному из вошедших. Тот достал автомат. Значит, так угодно аллаху, подумал Ахмад. Теперь он заплатит за все грехи. Какое счастье, что дети уже выросли. И Сейран ушел раньше…
Это была его последняя мысль. Автоматная очередь прошила его и бросила на пол. Он уже не слышал, как Шпицын приказал поджечь магазин.
Москва. 11 мая
Романенко вызвал всех свободных сотрудников на Мичуринский проспект. К шести часам вечера они уже знали, что только в двенадцати домах есть квартиры под номером шестьдесят шесть. Еще через час половина квартир была проверена. По распоряжению Романенко один из сотрудников увез Мару Киршентале в санаторий МВД. Перед этим Савин заехал к ней домой, взял деньги и передал женщине.
К семи часам остались две непроверенные квартиры, но там никого не было. Удалось установить, что одна из них принадлежит уехавшему в Норвегию дипломату, а вторая — бизнесмену, который отдыхал на Канарских островах. Оба покинули Москву довольно давно. В квартиру дипломата часто приезжала дочь, а в квартиру бизнесмена — брат, который устраивал здесь шумные оргии. Как выяснилось, сам бизнесмен — известный деятель шоу-бизнеса, отличался нетрадиционными сексуальными взглядами. Еще полтора часа заняли поиски его брата. Наконец оперативники получили возможность войти в квартиру и довольно быстро убедились, что это та самая квартира, в которой состоялось свидание Фанилина с Марой.
Брата бизнесмена взяли под стражу, и Романенко собирался лично его допросить, когда Дронго дозвонился, наконец, до Онкологического центра, узнал, что операция закончилась, выбежал из квартиры и, поймав машину, поехал на Каширское шоссе.
В коридоре больницы он увидел мать и дочь Эдгара Вейдеманиса и Галину Сиренко, которая разговаривала с дежурившим здесь сотрудником милиции. Дронго боялся услышать страшную весть и, направляясь к женщинам, всматривался в их лица. Ему показалось, что девочка плачет. Неужели все кончено?
— Как закончилась операция? — спросил он у Галины.
— Нормально, — ответила та, — врачи говорят, что сделали все возможное. Удалили левое легкое. Сложнейшая операция. Целых шесть часов продолжалась. Но они считают, что шансы есть. Если в ближайшие два-три дня сердце не подведет, он будет жить.
— Поэтому Илзе и плачет? — догадался Дронго.
— Да. От радости. Профессор сказал, что операция прошла нормально. Весь день они держались. Я таких людей не видела, прямо-таки железные. Только сейчас девочка не выдержала и заплакала.
Дронго подошел к Илзе, положил руку ей на плечо. Старая женщина подняла на него полные слез глаза.
— Пойдемте, — сказал Дронго, обняв их за плечи.
— Врачи говорят, что он будет жить, — всхлипнула Илзе.
— Обязательно будет, — улыбнулся Дронго, — мы все в это верим.
Вдруг он заметил в конце коридора двух неизвестных, то и дело поглядывавших в их сторону. Дронго нахмурился. Не хватало только бандитов в больнице. С другой стороны, если они не идиоты, то должны были вычислить, что родственники Вейдеманиса и сам Дронго появятся здесь именно в день операции. Он нарочито медленно подошел к Галине.
— Обернись незаметно, — сказал он ей, стоя к неизвестным спиной, — оружие при тебе?
— Конечно. Заряжено. Что случилось?
— Видишь двоих в конце коридора, у выхода. Мне кажется, они следят за нами. Только не дергайся.
Галина слегка повернула голову и незаметно кивнула.
— Они здесь уже несколько часов. То и дело поглядывали на нас. Я думала, у них тут родственник. Один даже несколько раз прошел мимо нас.
— Они ждали меня, — сказал Дронго, — вычислили, что я приеду в день операции. Черт возьми, я должен был предусмотреть такой вариант. Нельзя рисковать жизнью женщин.
— Надеюсь, ты не имеешь в виду меня? — спросила Галина, глядя ему в глаза.
— Нет, не имею, — улыбнулся Дронго, — может, одолжишь мне пистолет?
— Нет, моя задача — вас охранять. Я майор милиции, а ты эксперт. Не забывай об этом.
Он посмотрел на ничего не подозревавшего сержанта, который курил у окна, а вообще дежурил у палаты больного. Пистолет у него был в кобуре. Пока достанет, пройдет несколько секунд.
— Дай мне пистолет, — попросил Дронго, — и уведи женщин. Только в противоположную сторону.