Фактор Z (сборник)
Шрифт:
Существа тихо перешептывались, что-то бубнили себе под нос, и комната, казалось, бубнила им в ответ, словно имела собственный рот. Или будто сотни ртов скрывались в тенях, заполняющих детскую.
Свете хотелось закричать, отчаянный крик уже рвался из ее груди, но она все время повторяла себе, что они не должны догадаться о том, что она их видит. Потому что они не были призраками или духами, их тела не просвечивали стену, а, значит, они были чем-то гораздо опаснее.
Яркая вспышка молнии на мгновение озарила комнату электрическим светом, после чего детская снова погрузилась в темноту, как корабль, потонувший в черной бездне. Но перед Светиными глазами осталось страшное изображение, похожее на фотографию, сделанную извращенным фотографом, который запечатлел на снимке мертвецов, вылезших из своих могил. Она поймала себя на том, что разум, сам по себе, в панике ищет, как отгородиться от происходящего. Ищет и не находит.
Тело Насти уже поддалось разложению. Гниющее мясо свисало с рук и блестело от дождя. Кожа практически слезла с лица, обнажив белый череп и зубы. Нос провалился, и теперь на его месте была ямка, как между ключицами, куда обычно прислонялась Саша, когда они со Светой спали в одной постели. Она двинулась к письменному столу, при этом ее шатало, как при морской качке, словно совсем недавно она сошла с лодки. Она взяла в руки картонное ожерелье и повесила его себе на шею.
Существо, которое когда-то было Сергеем, склонилось над одной из сумок. Его волосы выпали, и теперь на голове блестела лысина. Или это был голый череп? Света услышала жужжание молнии — он открыл боковой карман одной из сумок и выудил оттуда какую-то вещь. Галстук! Это был его галстук. Только теперь в его мертвых руках он напоминал вырванный с корнем язык, а красные цветы были похожи на разводы крови.
Светино дыхание остановилось. Сквозь страх она почувствовала, как из глубин ее подсознания поднимается другое чувство, которое кололось, как иголка. Это был стыд. Она снова почувствовала себя двенадцатилетней девочкой, стащившей у матери школьной подруги открытку с портретом Ирины Мирошниченко. Тогда мама не стала ругать ее, она говорила спокойно, но в тоне ее голоса угадывались сила, скрытая угроза. Света никогда больше не хотела слышать этот тон. Мама сказала, что брать чужое нельзя, что нужно отнести открытку обратно и извиниться перед своей одноклассницей и ее матерью. Света так и сделала, случай этот засел в ее сознании крепко, как гвоздь, и у нее больше не возникало мысли украсть что-нибудь. Даже что-то недорогое и ненужное.
Однако сейчас это ощущение вернулось, как возвращается кошмар, который уже когда-то снился, и от которого у тебя расслабило мочевой пузырь. Когда видишь такой кошмар, кажется, что от него нет спасения.
Как она вообще могла распоряжаться вещами, которыми дорожили Воскресенские? Ей нужно было сразу же вернуть их владельцам или хотя бы отнести на кладбище после погребения. Она сама виновата в том, что хозяева вернулись за своими вещами.
Света увидела, что ребенок направился к ней. Она прикрыла веки, чтобы не выдать себя, и теперь видела комнату сквозь паутину переплетенных ресниц. В ту же секунду маленькая рука, белая, как рыбье брюхо, протянулась и схватила розового слона, которого Света все еще держала. Мертвые пальцы дотронулись до ее руки, и по Светиному телу пробежали мурашки. Желудок будто ухнул вниз, а неприятный холодок зашевелился на затылке. Кожа мертвеца была холодной и мягкой, как мокрый шелк. Как раскисшее мыло. Света ослабила пальцы, и Саша забрала Слоника. Она прижала его к груди, как вещь, по которой скучала долгие годы.
Визит Воскресенских занял не больше трех минут, но ей они запомнились, как серия страшных кадров на фотопленке.
Мертвецы вышли из комнаты. Но прежде чем уйти, Настя повернулась и посмотрела на Свету, будто хотела попрощаться со своей сестрой. Теперь навсегда. Света вжалась в кровать от этого взгляда. Как только входная дверь скрипнула и захлопнулась, она вскочила и бросилась к окну, выходившему на передний двор. Она увидела, как они прошли по тропинке, три жутких фигуры во мраке ночи. Семья, вернувшаяся с того света за своими вещами, которые Света собиралась пожертвовать службе доброй воли. Перед тем как скрыться во тьме, дочка взяла за руку свою маму. Света еще некоторое время смотрела в окно, которое было подобно большому рту, открывающемуся в мир, где покойники могут покидать кладбище и бродить по домам.
Остаток ночи она провела на кухне за чашкой кофе. Пару раз еще гремел гром, и Света вздрагивала, точно ей на плечо опускалась рука мертвеца. Звук этот был подобен хрусту ломающейся челюсти. Она размышляла над тем, что произошло, и никак не могла дать этому объяснения. Сердце успокоилось, но как только она вспоминала взгляд мутных Настиных глаз, смотрящих на нее из-под сползшей со лба мертвой кожи и поблескивающих в темноте, оно снова начинало гулко стучать о грудную клетку. Случившееся не могло быть сном, точно так же, как не могло быть и явью. Однако цепочка беспорядочных грязных следов, протянувшаяся от входной двери до детской комнаты, говорила об обратном.
Под утро, когда прекратился дождь, и Светина голова будто наполнилась ватой от бесконечных раздумий, а глаза — песком (землей, они наполнились могильной землей), она уже знала, как поступит с этим — засунет подальше, в темный подвал сознания, и сделает вид, что ничего подобного не было.
Она проснулась, когда яркое солнце заглядывало в окна, предлагая начать новый день. Ее голова покоилась на сложенных на столе руках, а рядом стояла чашка с недопитым кофе. Она потерла глаза и мгновенно вспомнила, что произошло ночью. Или этого не было на самом деле? Следы в коридоре высохли и теперь были просто грязными разводами. Может, они были здесь с самого начала, а она их не заметила?
Света вышла на улицу и села в машину. Шея ныла от неудобной позы, в которой она уснула. Она посмотрела на свое отражение в зеркале заднего обзора. Волосы растрепаны, кожа на лице побледнела, под глазами залегли глубокие тени. Чем не призрак, пугающий детей по ночам?
По пути на городское кладбище, когда деревья и дома проносились мимо окон, словно танцевали бешеное танго, ей в голову пришла мысль: а была ли у нее такая вещь, которой она дорожила так же сильно? Она перебрала в голове свои платья, кофточки и юбки, которые висели в шкафу, шарфы и перчатки, лежащие на полке в коридоре, сувениры, подаренные сотрудниками по работе и близкими друзьями, но среди них не нашла ту вещь, за которой могла бы вернуться даже после смерти. Такой вещи у нее не было. У нее не было самодельного ожерелья, которому она радовалась бы каждый день, как ребенок, не было галстука, приносящего удачу, и розового слоника, согревающего в дождливые ночи.
Кладбище напоминало отдельный город со своими улицами и кварталами. По пути к могиле семьи Воскресенских ей встретилась пожилая пара — мужчина и женщина, держащие друг друга за руки (перед глазами тут же возникла ясная картина: Саша, взявшая за руку свою маму при выходе из дома), но они только мельком взглянули на нее и ушли по своим делам. Значит, она не призрак. Она живая.
Деревья тихо перешептывались, как духи, а где-то вдалеке звенели колокола. Света подошла к могиле, в которой вот уже шесть месяцев лежали Сергей, Настя и Саша, и замерла, будто ее ударили по голове мешком с тряпьем. Из земли на могиле торчал какой-то предмет, похожий на побег странного розового растения.
Она действительно это увидела?!
Ее глаза закрылись, и сознание стало тихонько ускользать. В темноте под веками церковные колокола звенели особенно громко. Словно монеты, падающие на крышку гроба. Все, что было ночью, произошло на самом деле, в этом Света теперь нисколько не сомневалась. Да, именно так, потому что когда она вновь открыла глаза, видение не растворилось. Из земли по-прежнему торчал маленький — по сравнению с неестественно большой головой — хобот Слоника…