Фактор жизни
Шрифт:
– Если бы ты мог помнить момент собственной смерти, – тон Оракула был холоднее саркофага, – твоя… – последовала легкая пауза, пока Оракул искал слова, – твоя точка зрения изменилась бы.
Том взглянул на зажатый в кулаке меч, а затем пристально посмотрел в глаза Оракула:
– Зато я предвижу твою смерть.
– Она придет через много лет, – в тихом голосе д’Оврезона снова зазвучали нотки грусти. – Через много лет после твоей, Том.
– Ты можешь называть меня лордом Коркориганом, – произнес Том, вновь поднимая
Оракул отступил сквозь тихо движущиеся голограммы к опорам, подпирающим арку. Его широкие плечи и красивое лицо на мгновение оказались в центре водоворота, из которого вдруг высунулась детская ручка. Том замер.
– Ты узнал? – спросил Оракул.
– Да, – Том нахмурился. – Владение графа Болтривара. Наводнение. Оно уже случилось? Или еще будет?
Ответом ему был полусмешок:
– Мой прогноз немного отличается от твоего.
«Пора» – решил Том.
– Ты мертвец, Оракул! – И сделал внезапный выпад. Оракул немного сдвинулся в сторону, и Том чуть было не ударил по тому месту, где Оврезон только что стоял.
– Извини, Том! Соблюдай регламент… Перерыв – две минуты.
Том был готов ударить снова, но внимание его привлекло какое-то движение, и он замер, увидев, как кристалл превращается в жидкость и стекает в огромную золотую чашу, на которой стоял саркофаг.
Потянуло холодом.
О Судьба! Это было невероятно!
Умершая мать медленно села, повернулась и широко открыла глаза. Они были синими, как небо Земли.
– Том?!
Ее стало отчетливо видно. А мягкий голос был таким же близким, как собственное дыхание.
– Это действительно ты?
Глава 46
Какая мерзость!
У Тома перехватило дыхание, и он с трудом заставил себя заговорить.
– Как ты это делаешь?
Не обращая на него внимания, Оракул подошел к саркофагу.
– Не стоит вставать, любовь моя. – Он нежно взял руку матери.
У Тома все закружилось перед глазами. Цвета сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Голубой… золотой… белый… медно-рыжий… опять голубой. В голове зашумело.
– А ты бы поверил, если бы я сказал, – голос д’Оврезона звучал откуда-то издалека, – что я делаю это силой воли?
«А ну-ка контроль дыхания!» – приказал себе Том.
– Нет, конечно. – В голосе Оракула вновь зазвучала назойливая учтивость.
Красота матери теперь казалась несколько поблекшей. Что же это?! Пребывание на грани смерти и редкие пробуждения по воле Оракула? Или за всем этим скрывается что-то еще?
«Кулак и жеребенок», – вспомнил Том. И постарался снова сконцентрироваться.
– Ранвера! – Глаза Оракула были прикованы к матери. – Ран, любовь моя!
– Жерар…
В ее голосе явно звучала нежность, и Тома будто окатили ледяной водой.
«Я
Никаких сомнений не было. Надо лишь прикинуть, как добраться до сонной артерии, чтобы это было неожиданно для врага.
– О Том. Что с тобой случилось?
– Мама?! – Тома пробрала оторопь. Может ли это быть всего лишь иллюзией?
– Ты вырос и стал красивым. Наверно, и девушки есть?
– Мама, – торопливо сказал Том, указывая на д’Оврезона кончиком своего меча. – Он сказал тебе, что случилось с отцом? И что они сделали со мной после его смерти?
– После его смерти? – Она удивленно нахмурилась. – Неужели Деврейг тоже умер?
– Только не говори мне, что ты этого не знала.
– Не так уж это и плохо, – сказал Оракул.
– Что? – Том повернулся к нему.
– Умирание… Это всего лишь черный туннель, и ты падаешь в него. Так это происходит. – Жерар с подчеркнутой нежностью дотронулся до щеки Ранверы.
«Только следи за дыханием», – напомнил себе Том.
– Это не черный туннель. Это всего лишь зависимость от средств, которые поддерживают иллюзии. – Том отошел назад, чтобы Оракул не смог сразу дотянуться до него. – Ее память ослабла. Она пытается собрать воедино обрывки разговоров из прежних времен. Как будто с тех пор время остановилось… Неужели безумие сделало ее еще более привлекательной для тебя, мой бедный Оракул?
Ярость вспыхнула в глазах д’Оврезона.
«Очко в твою пользу», – сказал себе Том.
Он чувствовал присутствие матери, легкий запах ее духов в холодном воздухе, но его внимание в данный момент было целиком сосредоточено на враге.
– Бедный, загнанный в угол Оракул, – продолжал он. – Не способный оставаться в нормальном потоке времени. Ты, наверное, сильно завидуешь нам? Наверное, пытаешься приспособить свое фрагментированное сознание к симптомам ее болезни?
Большие руки д’Оврезона сжались в кулаки. Мать снова заговорила.
– Не надо, Жерар! – Вся дрожа, сжав в своих ладонях руки д’Оврезона, она добавила: – Ты же обещал, мой дорогой.
– Да, я помню, любовь моя. Не беспокойся… – Но между бровями Оракула залегла маленькая морщинка.
Том расстегнул комбинезон, опускаясь на колено, как будто совершал ритуал коленопреклонения. Положив меч на пол, он развязал шнурок, на которой висел талисман.
– Прекрасная работа, как ты считаешь, мудрый Оракул? – Том положил жеребенка на пол. – Работа моего отца. Помнишь талисман, мама?
– Талисман. – Мать выглядела растерянной. – Я не… – Она замолкла.
«Зато я помню Пилота, – думал Том. – Знала ли она, что мне дарит? – Он сделал движение рукой, жеребенок аккуратно распался на половинки, и внутри него обнаружилась нуль-гелевая капсула. – Думала ли она, что я воспользуюсь капсулой не только для общения с Другими мирами?»