Факультет Романтики. Ромфак
Шрифт:
Вот так, девчонка, не ругайся, когда твой парень смотрит на другую – он все равно мысленно сравнивает ее с тобой. Может быть, и хочет найти что-то, чего нет у тебя, но в итоге лишь понимает, сколько всего не хватает у той, с которой он тебя пытается сравнить.
Так вот и сейчас я сидел перед красивой рыжей девушкой, простодушной и влюбленной, наивно попавшейся в мои сети, которые я небрежно поставил, но не для нее. Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей… Ее хорошенькое личико слегка зарумянилось от смущения. Чем меньше я пытался ей понравиться, тем больше нравился. А в своей хорошенькой рыжей головке она уже, должно быть, представила, как я надеваю ей кольцо на палец,
Почему со мной это произошло? Я не должен был влюбиться! Это – мое кредо, самое главное правило – не терять покой, всегда оставаться с холодной головой. Полный самоконтроль, холодность, дерзость и точный расчет. Но нет же!
Почему же так больно от этой неизвестности и пустоты?
Пусть боль физическая заглушит душевную, если внутри я истекаю кровью, значит, должен и снаружи. Я посмотрел на разбитые вдребезги костяшки своей правой руки и сжал кулак так крепко, как только смог. Ауч, больно! Мои свежие, но уже успевшие затянуться раны, снова закровоточили, и на белую скатерть свежие алые капли вместе с недавними воспоминаниями.
Перед глазами поплыли образы из цветного тумана... Вот я пробираюсь сквозь разгоряченные тела танцующих на танцполе, краем уха ловлю небрежно брошенное «…страшная… ну которую ненавидит Коста…», я резко замираю, будто вкопанный, и ловлю отрывок её имени, выплюнутый словно ругательство. При звуке ее имени, пусть даже неполном, внутри меня проскакивает молния, заканчиваясь в висках раскатистым громом. Я резко разворачиваюсь в направлении говорящих. Два хорошо знакомых мне парня с ног до головы одетые в темные кожаные костюмы байкеров. Это мои давние кореши – Доминик и Дилан. Они стояли в центре обступившей их толпы и что-то громко обсуждали, обильно жестикулируя и ехидно смеясь. Какие-то новые и очень интересные сплетни, и потому их быстро все плотнее окружала толпа зевак.
– Это я! Я ее сбил, парни! – хвалился белобрысый Доминик, – она стояла к трамваю рожей, к лесу – жопой, и я прямо туда и… шарах!
– Ага! Она метра три пролетела! – вторил ему рыжий Доминик, – а еще потом жопой об рельсы хрясь… О, Коста! Вот ты где!
– Иди к нам!
Кровь в моих жилах закипела, я сжал кулаки до такой степени, что ногти впились до боли в мои ладони. Не видя ничего перед собой от ярости, застилающей глаза белой пеленой, я грубо распихивал собравшихся зевак – студентов с нашего элитного факультета. Разодетые пафосные придурки, ненавижу вас всех!
– Вот, смотри! Это я почти селфи с ней сделал! – достал дорогой телефон Доминик, сканируя прищуренным взглядом толпу, словно пытаясь кого-то найти. – Эй, парни, а Тедди никто не видел? Такого пухленького косоглазого кабанчика… Блин, а жаль! Он бы заценил фотку…
– Коста, здорово! – протянул мне свою раскрытую ладонь Дилан, широко и услужливо улыбаясь, словно ждал от меня не рукопожатия, а подачки. Я его грубо проигнорировал, едва не сплюнув в его жалкую протянутую ручонку.
Доминик, видя полное фиаско Дилана, решил отказаться от рукопожатия со мной и вместо своей руки протянул мне телефон, на экране которого были отчетливо видны трамвайные пути, поперек которых лежала худенькая фигурка в темных джинсах и футболке. Я, конечно же, без труда узнал эти темные непослушные пряди и острые скулы, жаль, что голубые, как небесная гладь, глаза сейчас были закрыты…
– Костян, вечер добрый! Вот смотри! Это та уродка… ну которую ты хотел проучить. В общем, теперь ее точно не будет в академии! – самодовольно заявил Доминик, тыкая в экран и зачем-то увеличивая фотографию, именно в том месте, где сейчас было ее бледное, словно фарфоровое, неподвижное лицо, перекошенное болью. – Никогда! Круто, да?
Мои стиснутые до боли зубы захрустели, сжатые кулаки затряслись от немой ярости, перед глазами поплыла теперь уже не белая, а кроваво-красная пелена.
– Там еще была белка…швырялась в нас шишками, бесхвостая дура! – это были последние слова Доминика, когда его личико еще было милым, а нос – целым. – Я ее потом сбил шишкой с сосны. Прикинь? О…ай!
Хрясь! Мой правый кулак со всего размаху угодил прямо в середину загорелого холеного лица парня, круша его нос в кровавую отбивную. Но мне было этого мало, ох как мало…
«За уродку!» Хрясь!
«За то, что сбил ее, подло подравшись сзади!» Хрясь!
«За то, что из-за тебя ее больше никогда не увижу!» Хрясь!
«Просто так!» Хрясь! Хрясь! Хрясь!
Я бил его по лицу со всего плеча, не жалея свои разбитые костяшки и не замечая крики и оханья окружающих.
Рыжий Дилан в ужасе попятился назад, от ужаса широко раскрыв рот и хлопая глазами, но его отвисшую от удивления челюсть тут же догнал мой меткий кулак. И не один раз.
«За то, что стоял и смотрел!» Хрясь!
«За мою испорченную идеальную жизнь!» Хрясь! Хрясь!
Я не знаю, сколько человек понадобилось, чтобы меня оттащить от них. Это было долго и удалось не с первого раза, потому что я дергался, как рыба на крючке, и вероятно каждого из оттаскивающих меня тоже успел наградить ударом. Но в итоге это все-таки случилось. Нас разняли. Доминик и Дилан, два моих самых близких корешей, брызжа во все стороны кровью и ругательствами, исчезли в неизвестных направлениях. Наверняка рыжий Дилан побежал жаловаться своему папочке, но его остановит более умный и трусливый Доминик. Их отцы обязаны своими должностями и контрактами моему бате. Так что парням придется молча зализывать раны где-нибудь в ванной, лишь тихо поскуливая. Толпа загудела, словно пчелиный рой, среди оханий и аханий отчетливо слышался один вопрос:
– За что он их так?!
– Не будут кататься на байках без меня! – грубо буркнул я, на ходу застегивая свою черную кожаную куртку. Сейчас мне было абсолютно все-равно, кто и что про меня подумает, куда и к кому побегут жаловатся мои побитые дружки. В голове, словно рой пчел, кружились другие вопросы, каждый раз жаля меня все больнее и больнее:
– Где она? Неужели она так и осталась лежать на холодных рельсах? Нет… когда я снова взобрался на дерево, будучи в образе белки, – тела… то есть, девчонки уже не было на земле. Будь проклят Доминик, что сбил меня с сосны шишкой! Но там же были два легионера…кажется, Диана и Самсон. Солдаты с Факультета Проклятых в мире смертных – очень плохой знак, значит, кто-то совершил немыслимое преступление… кто-то будет строго наказан… Где же она? Мне нужно срочно ее найти!
Парни, мой вам совет для всех тех, кто безнадежно и безответно влюблен. Просто найдите ее и убедитесь, что у нее все хорошо! А если и нет, то сделайте так, чтобы было все хорошо! Именно этим я сейчас и собирался заняться до конца этого дня, а, может быть, и моей жизни.
Кто-то из толпы неуверенно, но вовремя протянул мне черный байкерский шлем. Я слегка кивнул в благодарность и тут же его надел. Отлично! Теперь никто не будет видеть безнадежного отчаяния на моем убитом горем лице, предательски блестящие дорожки слез на щеках.