Фальшивая невеста мажора
Шрифт:
«Обнародую твою расписку. Спать за деньги плохо, Ева».
Что? Как он может? Это же, это…
«Это ложь, Марк».
«А ты докажи».
Смотрю на подмигивающий смайлик, что он оставил в конце, и начинаю подвывать. Сейчас самое время взять подушку и хорошенько проораться.
Гад. Какой же он…
Нет! Швыряю телефон на одеяло, куда-то в ноги и складываюсь пополам. Воздуха катастрофически не хватает. В висках пульсирует.
Мне же просто не дадут прохода в универе. А если все это дойдет до деканата, то… Это как-то отразится на моей учебе? Стипендии? Или так бывает только в фильмах?
«Приезжай».
Печатаю и сразу отправляю, чтобы не передумать.
Нет, конечно, я никуда с ним не поеду. Просто попробую поговорить. Нормально. С глазу на глаз. Без агрессии.
Поэтому, я быстренько вылезла из-под одеяла. Нужно немного привести себя в порядок, причесаться и переодеть пижаму. Пока я копалась в шкафу, телефон снова пиликнул, но я решила проигнорировать. Если это Валиев уже притащился, пусть ждет.
Быстро собрала волосы в хвост и по привычке потянулась к подоконнику за сумкой, в которой лежала маленькая косметичка. Но вместо сумки на подоконнике валялись только тетради и Надькины шмотки.
Голубцова вернулась, пока я спала, и уже сама мирно посапывала в углу на своей кровати. Дашка с Маринкой еще не пришли от соседей.
Немного пошарив на полу у батареи и на стульях, все же решилась толкнуть Надьку.
– Надя! Где моя сумка?
В нашей холодной войне трое против одного Голубцова частенько перекладывала наши вещи, яро отстаивая свою территорию. Подоконник как раз был поделен между нами с ней напополам.
– Чего?
Надька зевнула и высунула нос из-под одеяла.
– Сумка моя где? Я ее на подоконник ставила.
– На помойке, – она снова зевнула и отвернулась к стенке.
– Что?
– Что слышала. Я предупреждала не лезть на мою территорию. Так что давай, беги, может, еще выиграешь битву с бомжами.
– Ты совсем! Это не смешно, где мои вещи?
– Я же сказала, в окно выкинула.
Выкинула в окно? Мою сумку, где лежали документы, кошелек и пачка денег, которую мне дал Валиев?
– Дура.
Я выдрала подушку у Надьки из-под головы и ударила ее этим ортопедическим чудом.
– Там деньги и документы.
– Какие у тебя там деньги?!
– Идиотка.
На волне злости я не раздумывая открыла окно и выбросила туда коробку с Надькиной косметикой.
– Лейкина, ты… ты…
Голубцова вскочила на ноги и метнулась к подоконнику.
– А что? Разве там было что-то ценное?
– Ну все, готовься, это война, – злобно выплюнула Надя и побежала к двери. Я ринулась за ней следом.
К счастью, общага открыта до двенадцати и
Мы чуть ли не наперегонки бежали на другую сторону корпуса, а когда добрались до нужной точки, Надька кинулась к разбитой коробке со своими склянками.
– Ты хотя бы представляешь, сколько эти румяна стоили? А пудра? А духи?
– А ты хотя бы представляешь, что было в моей сумке?
Я дернулась в сторону и подобрала свою пропажу, на которой уже была с мясом выдрана молния. Внутри валялись тетради, жвачка, косметичка и шнур от зарядки.
Кто-то спер даже мой адаптер. О кошельке можно вообще не говорить.
Сто тысяч. Хорошо хоть паспорт на месте.
Теперь Марк точно от меня не отстанет. Придется брать деньги из накопленных, снимать со счета…
Из-за своей глупости я теперь в минусе на сто тысяч рублей. Да как же так?
Понимание того ужаса, в который я угодила, приходит не сразу. Я вполне спокойно поднимаюсь на четвертый этаж, захожу в комнату и снимаю кроссовки.
Сумку все еще прижимаю к груди. Сажусь на кровать, но собственного присутствия в комнате не ощущаю. Мыслями я далеко за гранью нашей вселенной.
Телефон снова пиликает. Вздрагиваю, сжимая его в ладони.
Я ошиблась, до этого мне пришло оповещение от МЧС. Зато сейчас действительно написал Марк.
«Я приехал».
– Да чтоб ты провалился, – всхлипываю и засовываю сумку под кровать.
Надька сидит за столом и квохчет над своей коробкой с разбитой косметикой.
– Ты за это ответишь, Лейкина, – шипит мне, когда я прохожу мимо.
– Правда? А может, ты? У меня из-за тебя сто тысяч украли.
– Че ты гонишь!
– Я сегодня со счета сняла, хотела внести за обучение, – сочиняю на ходу.
Надя поджимает губы. Видимо, все еще думает, верить мне или нет.
– Правда?
– Ага. А из-за тебя их теперь нет.
– Можно камеры посмотреть…
– Ты там хоть одну видела?
– Не знаю, но…
– Дура, – пинаю ножку стула, на котором она расселась, и натягиваю пальто.
– Ты куда?
– Как куда? На панель, деньги зарабатывать.
– Ев… Я же не знала, – ноет мне в спину.
– Пошла ты.
Хлопаю дверью и плетусь к лестнице.
Выйдя на крыльцо, которое, кстати, только и попадает под камеры, выискиваю машину Валиева. Особо не напрягаюсь, тут не так много заниженных спортивных тачек.
Медленно шагаю по ступенькам и, завернувшись в пальто, открываю дверь, плюхаясь на сидение.
Дорогая кожа немного поскрипывает под моей наеденной пятой точкой, а в нос ударяет запах дорогого салона вперемешку с приятными мужскими духами.
Я в таком апатичном состоянии, что мне абсолютно плевать, как я сейчас выгляжу. Хотя лук еще тот: небрежный и наполовину распавшийся хвост на голове, пушистые домашние тапки, черные, затертые на коленках джинсы, растянутая футболка и пальто.