Фальшивая Венера
Шрифт:
Затем я подумал: «Минуточку, у меня есть жизнь, со всевозможными физическими следами, банковскими счетами, бумагами, интернет-страницами, и достаточно будет просто все это проверить». Я включил компьютер Марка и нашел в поисковой системе самого себя. Как оказалось, у меня была интернет-страница, очень красивая, про моих очаровательных обнаженных красавиц, и, как это ни странно, на ней были картины, ранние, которые я действительно написал. Но той страницы, которую я помнил, с иллюстрациями для журналов, не было и в помине.
Я попытался заглянуть на свой банковский счет. Мой пароль не подошел.
Я достал сотовый телефон и вытащил телефонный справочник. В нем были фамилии художественных редакторов всех нью-йоркских журналов, но все они
Значит, никакой надежды, галлюцинация полная. Того меня, которого я помнил, больше не существовало. Если не считать Марка. Но теперь я с ужасом думал о Марке. Марк стал для меня богом; он мог без слов начисто стереть меня, словно ластиком. Поэтому я стал ждать его возвращения. Я разложил на компьютере карточный пасьянс. Почистил ногти швейцарским перочинным ножиком. Тем же ножом я вырезал свои инициалы на стенке ящика письменного стола, так что в том случае, если это действительно была полная галлюцинация и я находился где-то в другом месте, можно будет вернуться и проверить. Если, конечно, я вспомню.
Оказывается, если сходишь с ума, то, вероятно, лучше находиться в компании такого самовлюбленного типа, как Слотски, чем вместе с тем, кого искренне беспокоит твое состояние. Твои мучения настолько несущественны для него, что непонятным образом они и для тебя самого перестают быть всеобъемлющими. Вернулся сияющий Марк, он мог говорить лишь о только что заключенной успешной сделке. У него было настроение отпраздновать это событие, а его как раз пригласили на открытие какой-то выставки в галерею Клода Демма в Челси. Гостей обещали угощать суши из «Мары» и неограниченным количеством отличного шампанского. Судя по всему, моя маленькая проблема была начисто забыта, и я с готовностью сделал вид, что и сам не придаю ей особого значения, потому что я ждал, когда проснусь. По одному дню за раз, как говорят в наркологической клинике. То же самое верно и в отношении минут.
Поэтому я, как деревянная марионетка, последовал за Марком, мы приехали в его черном лимузине к галерее Клода Демма на Западной двадцать шестой улице. Это была выставка трех типов, на пятнадцать лет младше меня; их работы оказались именно тем, что и можно было ожидать, и публика была соответствующая: пижоны, мнящие себя знатоками искусства, разный мусор из Европы, спекулянты картинами и пара второсортных знаменитостей. Марк наполнил тарелку дорогим суши и начал, как всегда, болтать и посылать воздушные поцелуи налево и направо. Я воздушные поцелуи никому не посылал, сосредоточившись на том, чтобы наполнить живот шампанским. После полудюжины бокалов мне захотелось глотнуть свежего воздуха, и я вышел на улицу и направился в сторону Восьмой авеню.
Все галереи были ярко освещены, но я проходил мимо без особого интереса до тех пор, пока не оказался перед большой витриной с табличкой на стене, на которой затейливой каллиграфической вязью было выведено «Галерея Энсо», белым по черному. Остановившись, я уставился на выставленное в витрине большое полотно. На нем была изображена обнаженная женщина, на удивление хорошо выполненная, и она нежно прижимала к груди миниатюрную копию себя самой, еще один спазм иронии, извергнутый из трупа сюрреализма, но парень действительно умел работать кистью. Мне потребовалась пара секунд, чтобы понять, что картина выполнена в том же стиле, что и неоконченное полотно в роскошной квартире.
Перестав дышать, я посмотрел на карточку в витрине. Она гласила: «Последние работы Чарлза Уилмота-младшего», и, разумеется, в нижнем правом углу холста красовалась моя подпись.
Охваченный дрожью, я вошел внутрь. В небольшом белом зале было всего несколько посетителей, на стенах висело с десяток картин. Одни обнаженные натуры, в основном женщины, преимущественно молоденькие девушки. Техника реалистическая: плоское освещение, ничего не скрывающее, обилие волос в промежностях, эффект мягкой порнографии, немного от Бальтуса, [63] немного от Рона Мьюека, [64] немного от Магритта. [65] В некоторых моделях я узнал знакомых женщин; среди них были также Лотта и Сюзанна. Цены были пятизначные, и многие картины уже были проданы. Ни одну из них я в жизни своей не видел.
63
Бальтус, наст, имя Бальтазар Клоссовски (1908–2001), — французский художник польского происхождения.
64
Мьюек Рон (р. 1958) — австралийский скульптор-гиперреалист.
65
Магритт Рене Франсуа Гислен (1898–1967) — бельгийский художник-сюрреалист.
Я подошел к девушке за столиком, голубоглазой милашке в огромных круглых очках, с неестественно черными напомаженными волосами. Подняв взгляд, она лучезарно улыбнулась:
— Добрый вечер, мистер Уилмот.
— Черт побери, что здесь происходит? — спросил я.
Ее улыбка тотчас же поблекла. Она спросила:
— Что вы имеете в виду?
— Вы меня знаете? — резко спросил я.
— Ну да, — осторожно произнесла она, — вы художник. Что-нибудь не так?
И тут я взорвался.
Тот бедный неудачник, каким я был в своих воспоминаниях, отрастил длинные когти и клыки и заорал:
— Что-нибудь не так? Что-нибудь не так?! Да, дорогая, я тебе скажу, что не так: ничего из этого дерьма я никогда не писал!
Издав воинственный клич, я выхватил нож и набросился на картины, кромсая прекрасные, о, такие коммерчески успешные лица, и, видит бог, как же мне было хорошо! Ценители искусства с криками бросились из галереи, а девушка тоже закричала и стала звать: «Серж!» Она схватила телефон. Подбежав к витрине, я вытащил карточку со своим именем и попытался разрезать ее ножом, но тут меня схватили сзади, вероятно, тот самый Серж, которого позвала девушка. Мы сцепились, и карточка с застрявшим в ней ножом упала на пол. Мне удалось вырваться, и я нанес первый серьезный удар с тех самых пор, как в последний раз дрался на школьном дворе, но Серж увернулся с легкостью, которой трудно было ожидать от владельца художественной галереи, и ответил мощным ударом левой, затем аперкотом правой, после чего я упал и отключился.
Я пришел в себя на заднем сиденье полицейской машины, скованный наручниками. Сквозь туман в голове я смотрел на то, как полицейский беседует с Сержем и девушкой в очках, затем меня отвезли, насколько я понял, в полицейский участок, где у меня отобрали документы, деньги, часы, ремень и шнурки из кроссовок, а меня самого запихнули в камеру, и я там облевал себя дорогим шампанским Клода Демма и непереваренным суши.
Теперь я уже официально стал сумасшедшим, причем буйным, опасным для окружающих. В Нью-Йорке отлажена система для обращения с такими «эмоционально неуравновешенными людьми», как нас называют, и я столкнулся с ней лицом к лицу. Полиция должна известить моих ближайших родственников, но на все вопросы я отвечал молчанием. Поскольку так себя ведут многие ЭНЛ, никто не придал этому значения. Меня отправили в больницу «Бельвю», покрытого засохшей рвотой, там меня отмыли, выдали халат и хлопчатобумажные тапочки, накачали халдолом и оставили привязанным к кровати.