Фамильная честь Вустеров
Шрифт:
Фантастика! Я почувствовал себя героем-летчиком, который нажимает кнопку – и бомбы начинают рваться. Если б не моя слепая вера в Дживса и если бы я не ожидал, что мои слова произведут на Спода сильное впечатление, я был бы потрясен, до какой степени они его ошарашили. Было ясно, что я попал точно в яблочко, он вмиг скис как молоко. Отпрянул от меня, будто наступил на горящий уголь, лицо исказилось от ужаса, сквозь злобу проступил страх. Все это удивительно напоминало случай, который произошел со мной в Оксфорде в нежной моей юности. Была "неделя восьмерок",
Родерик Спод не сделал трех сальто-мортале в сторону, но в остальном вел себя в точности как тот дурной кабысдох. Сначала он долго стоял с разинутым ртом. Потом сказал: "А?" Потом его губы искривились, пытаясь изобразить умиротворяющую – по его представлениям – улыбку. Потом сделал несколько глотательных движений, будто подавился рыбьей костью. Наконец заговорил, и, честное слово, мне показалось, что я слышу воркованье голубки, и кстати, чрезвычайно кроткой голубки.
– Стало быть, вы знаете? – спросил он.
– Знаю, – подтвердил я.
Спроси он меня, что именно я знаю о Юлейлии, он загнал бы меня в угол, но он не спросил.
– Э-э... и как же вы узнали?
– У меня свои источники.
– Вот как?
– Вот так-то, – отозвался я, и снова наступило молчание.
Я никогда бы не поверил, что такое хамло способно так раболепно пресмыкаться, но он готов был пасть на брюхо передо мной. Глаза глядели на меня с мольбой.
– Вустер, надеюсь, вы никому не расскажете? Вустер, пожалуйста, сохраните эту тайну, прошу вас.
– Я сохраню ее...
– О, Вустер, благодарю вас!
– ...если вы никогда больше не позволите себе столь отвратительных проявлений... ээ, как это называется?
Он робко сделал еще один крошечный шажок в мою сторону.
– Разумеется, разумеется. Боюсь, я проявил неоправданную поспешность. – Он протянул руки и попытался разгладить мой рукав. – Кажется, я смял ваш пиджак. Простите меня, Вустер. Я забылся. Такое никогда больше не повторится.
– Надеюсь. Это же надо – хватает людей за пиджаки и грозится переломать им все кости. В жизни не слышал подобной наглости.
– Вы правы, вы правы. Я ошибался.
– Ошибались – не то слово. В будущем я этого не потерплю, Спод, зарубите себе на носу.
– Да, да, я все понял.
– Все время, что я нахожусь в этом доме, ваше поведение возмущает меня. Как вы смотрели на меня за обедом? Может быть, вам кажется, что люди ничего не замечают, но люди замечают все.
– О, конечно, конечно.
– Назвали меня жалкой козявкой.
– Простите, Вустер, я так сожалею, что назвал вас жалкой козявкой. Я просто не подумал.
– Думайте, Спод. Прежде чем что-то сказать, всегда сначала подумайте. А теперь можете идти, это все.
– Спокойной ночи, Вустер.
– Спокойной ночи, Спод.
Склонив голову, он быстро просеменил в коридор, а я повернулся к тете Далии, которая издавала звуки, похожие на фырканье мотоцикла. Вид у нее был такой, будто она увидела привидение. Думаю, сцена, которую она наблюдала, должна была произвести на непосвященного зрителя ошеломляющее впечатление.
– Ну, скажу я тебе...
Она умолкла, и хорошо сделала, ведь эта дама в минуты сильного душевного волнения способна забыть, что она не на охоте, и ввернуть слишком крепкое словечко, которое может смутить общество, состоящее не из одних мужчин.
– Берти! Что произошло?
Я небрежно махнул рукой.
– Ничего особенного, просто поставил нахала на место. Пусть знает, кто он, а кто – я. Таким, как Спод, надо время от времени вправлять мозги.
– Кто такая эта Юлейлия?
– Понятия не имею. За разъяснениями по этому поводу надо обращаться к Дживсу. Но все равно он ничего не скажет, потому что правила клубного устава суровы и членам позволено только назвать имя. Дживс пришел ко мне не так давно, – продолжал я, ибо каждому всегда надо воздавать по заслугам, таково мое убеждение, – и посоветовал сказать Споду, что мне известно все о Юлейлии, и от него останется мокрое место. И как вы видели собственными глазами, от него именно осталось мокрое место. Что касается вышеупомянутой особы, я в полном тумане. Можно лишь предположить, что это кто-то из его прошлого – подозреваю, достаточно позорного.
Я вздохнул, потому что слегка разволновался.
– Мне кажется, тетя Далия, историю легко восстановить. Доверчивая девушка слишком поздно узнала, что мужчины способны на предательство... маленький сверок... последний скорбный путь к реке... всплеск воды... захлебывающийся крик... Вот что я себе представил, а вы? Какой мужчина не побледнеет под загаром при мысли, что миру станет известна эта тайна.
Тетя Далия с облегчением вздохнула. Лицо оживилось, душа воскресла.
– Шантаж! Старое доброе испытанное средство! Ничто с ним не сравнится. Я всегда так считала и буду считать. В любом самом трудном случае шантаж творит чудеса. Берти, ты понимаешь, что это значит?
– А что это может значить, дражайшая моя старушенция?
– Теперь Спод у тебя в руках, и единственное препятствие, мешавшее тебе украсть корову, устранено. Ты можешь просто пойти туда сегодня же и, никого не опасаясь, взять ее.
Я с сожалением покачал головой. Так я и знал, что ее мысли устремятся по этому руслу. Придется выбить из ее рук чашу с напитком радости, которую она поднесла к губам, – легко ли поступить так с тетушкой, которая качала тебя на руках младенцем.