Фамильное проклятье
Шрифт:
Настя тем временем, получив на руки папку Стаса, углубилась в чтение. Она добросовестно просматривала все адреса, записки и отчеты. Валерий Антонович внимательно слушал Стаса, сидевшего у стола.
– У нас имеется больной ребенок, инвалид, – сообщил сыщик. – Он видел нечто необычное. Скажем прямо, опасное.
– Иными словами, стал свидетелем преступления? – спросил Фокин.
– Вы проницательны, – усмехнулся Стас. – Да, стал свидетелем преступления. Почему он ничего не говорит ни родителям, ни милиции, которая приходит и расспрашивает всех жильцов дома? Почему скрывает важнейшие
Вероника Матвеевна во все глаза смотрела на Стаса. Она впервые слышала о ребенке-инвалиде. Но, возможно, Стас только что нашел этого нового свидетеля. А преступление, совершенное два года назад? Наверное, он имеет в виду Алексея Самсонова, упавшего со своего балкона. Нет, выброшенного с балкона. Получается, какой-то мальчик видел, как все происходило. Может быть, он сидел на своей лоджии в доме напротив? Или возле окна. Если он в инвалидном кресле, то наблюдать мог часами. Убийца вряд ли осматривал фасады домов перед преступлением. А уж после него и подавно.
– Сколько лет мальчику? – спросил Фокин.
– Тринадцать.
– Не надо быть психологом, чтобы ответить, – пожал плечами Фокин. – Если ребенок – инвалид с рождения или с младенчества, он ограничен в контактах. Для него обратить на себя внимание посторонних – серьезный поступок. Кроме того, он, несомненно, был испуган тем, что видел. Поэтому затаился. Но прошло два года. Это большой срок. Все случившееся потеряло остроту. Кроме того, не имело лично для него никаких последствий. Мальчик успокоился. Однако я уверен, он часто вспоминал о том, чему стал свидетелем. Кстати, а что, собственно, он видел? Что это за преступление?
– Один человек сбросил другого с балкона, – с невозмутимым видом ответил Стас.
– Ах, вот как! – Фокин провел ладонью по подбородку. – Что ж, думаю, я недалек от истины. Теперь, спустя два года, мальчик решил все рассказать. Наверное, маме, да? Или проболтался случайно кому-нибудь из немногих друзей?
– Да нет, он не проболтался. Дело в том, что мы искали его. Семья переехала в другой район. Мы опрашивали жильцов дома, где произошла трагедия. До сих пор считалось, что это несчастный случай. Правда, спустя два года опрос свидетелей казался малоэффективным. Однако же некая старушка вспомнила, что в доме напротив у окна день и ночь сидел мальчик, прикованный к инвалидному креслу. Мы начали искать, куда делся мальчик, – и нашли. Представьте себе наше удивление, когда на вопрос, видел ли он, как человек упал с балкона, мальчик ответил: «Видел».
– И он может опознать убийцу?
– Допускаю, что да. Он дает хорошее описание. Конечно, это еще надо как-то запротоколировать. Но тут мать встала насмерть – не хочет связываться с милицией. Стресс, говорит, для ребенка пагубен. Но я уверен, этот вопрос мы все-таки как-то решим со временем. У нас у самих пока никакой ясности. Слишком много убийств, слишком мало улик.
– Понимаю, – пробормотал Фокин. – Это все, что вы хотели спросить?
– В сущности, все. Значит, вы считаете, показаниям мальчика доверять можно?
– Если мальчик в здравом уме, думаю, да. Вряд ли он станет что-то придумывать. Ведь он уже довольно взрослый.
– Что ж, спасибо вам.
Стас поднялся и пожал Фокину руку. Вас проводить?
– Я сама его провожу, – зловещим голосом проговорила Вероника Матвеевна.
– Но я, собственно, еще не собирался уходить, – запротестовал Фокин.
– У нас рабочий день, – отрезала Вероника Матвеевна, протягивая ему конверт. – Извините, что воспользовалась вашими архивами без спроса.
– Неужели мы снова на «вы»? – спросил Валерий Антонович, понижая голос. – Вчера все было по-другому…
– Вам померещилось. – Вероника Матвеевна смотрела куда-то в сторону – у нее просто не хватало духу встретиться с ним взглядом.
Стас счел за благо ретироваться. Он толкнул дверь своего кабинета и увидел Анастасию, разглядывающую корешки книг на невысокой полке у окна.
– Там ничего интересного, – сказал он. – Вы уже закончили?
– Да, я все посмотрела. Только не совсем поняла, чего же вы все-таки от меня хотите? В этой папке масса сведений, мне известных.
Стас почесал в затылке и сказал:
– Знаете, я сглупил. Нам надо вместе просмотреть это дело. Вы будете говорить, что знаете, а я уж сам решу, что к чему.
– Ладно, давайте, – согласилась Анастасия и чуть отодвинула свое кресло. – Садитесь поближе.
Стаса не надо было упрашивать. Он взял стул и сел рядом с Настей. Открыв папку, его добровольная помощница взяла первый же листок бумаги и сказала:
– Вот это телефон Светланы Прохоровой, моей подруги.
– Подождите. – Стас придержал ее руку. – Как – телефон вашей подруги?
Это был тот самый лист, на который Стас вчера вечером выписал номер из Викиной книжки. Тот самый лист, который он, достав сегодня из внутреннего кармана своей куртки, сунул в папку с документами.
– Да, моей подруги. А вы что, не знали? Он же есть у вас там, дальше, в других бумагах.
– Я еще не сопоставлял, – признался Стас, напряженно соображая, каким образом телефон подруги Анастасии оказался в записной книжке его жены. Неужели Вика каким-то образом ухитрилась впутаться в дело с таким количеством убийств? Невероятно, просто невозможно.
– Хорошо. – Стас отложил листок с номером. – Пойдем дальше. Они пошли дальше, перебирая адреса, фамилии, заметки и памятки, сделанные самим Стасом, Тагановым и Пучковым. Был даже коротенький отчет Вероники Матвеевны о посещении кабинета Фокина. И еще фотографии.
– Регина Никонова из Дедовска, – сказала Анастасия. – Это соседка.
– Минутку-минутку. – Стас весь подобрался. – Какая соседка? Чья?
– Бывшая соседка Светланы и Степана. Когда они поженились, то, естественно, захотели жить отдельно, а денег было не особо. И друг, который уезжал в Казахстан на два года, разрешил им пожить в его квартире. Вообще-то у Светланы была комната в коммуналке, почти в центре Москвы. Но начинать семейную жизнь с двумя старухами соседками им не хотелось. Потом отец Степана помог деньгами, ребята продали Светкину комнату и купили квартиру на Коровинском шоссе.