Фанатизм
Шрифт:
– Не могу избавиться от мысли, что провальный ход…
– А ты сам жениться планируешь?
– Планирую. Как только квартиру куплю, так сразу. То есть – не в этой жизни.
– Пусть она купит.
– У меня таких вариантов не было.
– А у него вот есть.
– Да-да.
«Э-я, э-я, не губи любовь, которую, может быть, можно вернуть обратно…», – кружила песенка.
– Кто это пишет?! – сорвался Витька.
– Я знаю одну девчонку – похожие тексты делает. И покупают у нее. Знаешь, как
– У меня такое в институте было, – кивнул Витька. – Мы с Горчаковым жили в одной комнате. Он тогда в выходные по монастырям ездил, а я уборку делал, стирал. Прикольно жили, короче. И я знал, конечно, что он с девчонками где-то между делом зависает. Но он писал тогда много, на полу краски были разбросаны, он какие-то тона все подбирал. Это мне волшебным казалось. Он после поездок своих возвращался – сразу к мольберту, набрасывал что-то… как священнодействие.
А однажды пришла такая грудастая тела, они на кухне пошушукались, потом он ко мне вышел.
– Вить, такое дело. Марина с двумя парнями любит. А где я ей на ночь глядя второго найду? Давай с нами?
Я окаменел, поверишь? Конечно, понимал, что он с ними по вечерам не в театр ходит, но увидеть его таким – голым, совершающим обычные действия, потным, а потом – пишущим, схватывающим из воздуха это неуловимое сияние…
И знаешь, он посмотрел на меня и все понял. Повернулся и вышел, и ее увел. И больше никогда у нас разговора не было о сексе. Хотя, конечно, как мальчишка, я себя повел. И вот сейчас – тоже. Не могу принять этого.
– А если бы он по любви женился?
– Да все равно.
– Другие же художники женятся. Я нарочно в Интернете искала. Женятся и продолжают рисовать. Разводятся, делят имущество в судах, встречаются с детьми по выходным и все равно продолжают. Почему он кажется нам таким хрупким, что не сможет? Он сможет.
Витек кивнул. «Можно вернуть обратно» – заело мелодию.
– А у тебя есть парень? – спросил вдруг он.
– Сейчас? Нет.
– А у меня была одна. Стала замуж тащить, все угрожала забеременеть, а жить негде, квартира съемная, хозяева постоянно плату повышают и угрожают выселить, еще и кризис. У нас режиссер уволился, думаешь, меня назначили? Козу какую-то взяли только после института, а я с камерой десятитонной так и остался. У канала даже денег нет, чтобы технику обновить. Я с этой камерой себя по колено в земле чувствую, только сверху закидать осталось. Единственное, что есть светлого во всей этой жизни, – Горчаков.
– Ну и напьетесь на мальчишнике.
– Это не мальчишник будет. Для всех друзей вечеринка. Так он
– Совсем грустно, как прощание.
Тогда мы с Витьком так друг друга зазомбировали, что я готова была разрыдаться прямо за столиком на потеху официанткам.
3. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
Приходя к Ивану, мы старались оставлять личное за порогом его квартиры. Никто не тащил с собой подруг или друзей, Марианна оставляла дома мужа, Ася – приятеля-растамана, Ирина – шефа-любовника, Андрей оставлял проблемы со своей бывшей, Витек – камеру, бизнесмен-банкрот-Стас – разбирательства с налоговой и банками, Семен – интрижки с юными актрисами, Димка – конструкции самолетов. Вот таким кругом – без личного – мы и собрались на «мальчишник».
В зале белел холст с непонятными контурами будущей картины.
– Сюр какой-то? – спросил Стасик, замерев перед мольбертом. – Или портрет?
Все подошли к холсту.
– Аванесову похищают инопланетяне – вот это был бы отличный сюр, – сказала Ася.
– Сейчас из «Японской кухни» закуски привезут, – объявил Горчаков. – Оставьте живо-пись. Будем ужинать.
– А кто это? – Стас не мог отойти от портрета.
– Так, девчонка одна. Любит позировать.
Мы избегали обычных вопросов – о предстоящей церемонии, о платье Аванесовой, о брачном контракте. Все чувствовали, что это тоже должно остаться «за порогом».
Ася стала говорить о каком-то новом арт-хаусном фильме, все слушали и не слушали – словно висли в ее словах и раскачивались на тонких нитях путаного сюжета. Нас болтало в этом сюжете – каждого на своей волне, но то и дело кто-то комментировал:
– Неожиданно!
– Кто бы мог подумать!
– Ого!
Даже находясь под дозой, Ася не бывала такой разговорчивой. Когда она, наконец, закончила, все еще раз высказали что-то вроде восхищения неожиданными кино-коллизиями, и Горчаков снова налил всем водки. Дамы не возражали, мужчины и подавно.
– Как на поминках, – сказала вдруг Марианна. – Вот так мы дедушку в последний путь провожали – молча и угрюмо.
– На поминках всегда есть доля облегчения. После всех хлопот, похорон – помянуть и забыть, – сказал Сеня. – Поминки легче.
– Зря вы так, – заметил Горчаков.
– А жить вы где будете? Здесь?
– В ее квартире, в центре.
– Понятно.
– Аванесов – неплохой тип, я его портрет делал, – добавил Иван.
– Кто бы сомневался…
– Он, наверно, губернатором будет…
– Призвание у человека – быть губернатором. Я фигею, – Андрей снова налил.
Все вздохнули. Никогда раньше наше общество не казалось мне компанией законченных неудачников. Горчаков закурил. Сеня уставился на Асю: нет ли чего добавить? Ася нахмурилась.