Фанфик Четверо лучших
Шрифт:
— Разве оно хранится? — безжизненным голосом спросил Люциус. Он весь как-то поник и постарел ещё больше. — Сев, я не хочу хоронить сына. Дети не должны умирать раньше родителей, это ненормально...
— Соберись, — ответил ему я, покосился на пергамент. — Оборотное хранится под специальными чарами, которые я запатентую, если всё кончится хорошо.
— «Если»! Не говори так! — взвился он. — Даже Поттер говорит «когда»...
— Я знаю, — меланхолично ответил я, отвлекаясь: в голову мне пришла некая идея.
Я вытащил из-под кожи зачарованный лист (не слишком-то
«Здравствуй».
Прошло минут пять, прежде чем проступил ответ, написанный красными чернилами:
«Здравствуй. Чем обязана?»
«Хотел узнать, озаботился ли Кингсли переправкой детей в Хогвартс», — спросил я.
Ответ был ожидаем:
«Какое тебе дело? Ты думаешь, всё можно простить? Я не понимаю, как ты вообще набрался наглости заговорить со мной?»
«Может быть, это мы ему предложили идею с эвакуацией? — написал я, стараясь не дать эмоциям возобладать. — Да и то, что у меня есть доступ к секретной переписке светлой стороны, тоже должно было тебе что-то сказать, нет?»
«Кто это «мы»? — возникли строчки. — Да, меня это очень удивило, если не сказать «оскорбило».
«До твоих чувств мне нет дела, будь добра выполнять свои обязанности и защищать замок, — сухо отчитал её я. — Мы — это я и Ворон. Ситуация должна скоро разрешиться, посему укрепляй защиту. И спрашиваю ещё раз: ученики в школе?».
«Гриффиндор почти весь, по половине с Хаффлпаффа и Райвенкло, — побежали строчки. — Несколько человек со Слизерина, в том числе чистокровные. К воротам аппарировали обе Гринграсс, Нотт и Забини. Клятвенно заверяют, что не шпионы. Что я могу сделать, они и вправду только дети. А Филиус привёл тех, кто только должен был поступать. Теперь скажи, Гарри у вас?» — усталость чувствовалась даже через переписку, сквозила в неровном почерке.
— Быстро новости расходятся, — хмыкнул Люциус, который давно заглядывал мне через плечо. — Интересно, Гринграсс и Забини перебежали с ведома родителей? Теодор, понятное дело, нет...
«Да, и он пришёл сам, если ты об этом, — написал я. — И, если ему и Хорьку повезёт, ты увидишь его завтра. Так что открой камин. А пока не мучайся, занимайся школой».
Пергамент некоторое время оставался чистым, но наконец на нём снова появились слова:
«Удачи. И спасибо, какими бы мотивами ты ни руководствовался».
«Теми же, что и ты», — ответил я и свернул пергамент.
— Так, Минерву предупредили, — сказал я и воззрился на недорисованный план Министерства. — Теперь это...
Солнце уже коснулось верхушек деревьев в парке поместья, когда план был закончен и лежал на столе вместе с портключами.
— Нужно им объяснить, что для бравады случай неподходящий, — нервно говорил Люциус, кусая губы. — Иначе они попадутся...
— Не попадутся, — успокаивал я. — Смотри: план, портключи, Оборотное, мантия, мётлы, плюс сила Поттера и его фантастическое
— Хотелось бы... — сказал Люциус, и я прекрасно понимал, какая тяжесть лежит у него на сердце. Внезапно он настороженно прислушался к чему-то, держась за фамильный перстень, и разом смахнул пергамент с планом и кулоны в ящик стола. Через несколько секунд в дверь раздался стук. Мы переглянулись. На пороге стояла усталая Алекто, которая ничуть не удивилась, застав нас вместе.
— Люциус, Северус, — сказала она, прислоняясь к косяку. — Нужна ваша помощь.
— Что случилось? — спросил я, опять предчувствуя плохое.
Кэрроу печально махнула рукой и вздохнула:
— Барти...
84. ЛМ. Похороны
Из парадных дверей Мэнора массивный чёрный гроб выносили, по традиции, на руках. Барти лежал в нём на белом кружевном покрывале, какой-то непривычно тоненький, бледный, в строгом костюме и мантии. Руки ему сложили на груди в застывшем жесте покорности, а Амикус со скорбным лицом наколдовал пригоршни каких-то мелких синих цветов с едва уловимым запахом. Цветы лежали по краям гроба, на самом Барти, путались в его неровно подстриженной чёлке, и потёртый райвенкловский шарф, который Краучу обернули вокруг пояса, терялся на их фоне, только кисточки свешивались через край и покачивались в такт шагам.
Гроб несли Рабастан, Макнейр, Долохов, Амикус, Розье и, как ни странно, Скабиор. Следом за гробом Эйвери с побрякивающим мешочком рун на поясе нёс большую книгу погребальных стихов, за ним Алекто, то и дело прижимая к сухим глазам чёрный кружевной платок, левитировала громоздкую крышку гроба, и последними шли мы с Северусом.
Могила уже была готова. Мы медленно прошли по парковым дорожкам мимо аккуратных газонов с кустами волшебных роз Нарциссы, которые цвели целое лето, мимо фонтана, мимо двухсотлетнего вяза и углубились в парк. Остановившись у прямоугольной ямы, я вспомнил, как вырыл похожую «могилу» для Рона Уизли, и, несмотря на трагичность момента, усмехнулся.
Гроб бережно поставили на кучу земли, и Эйвери, встав в изголовье, открыл книгу на заранее заложенном месте. Однако читать он медлил. Мы стояли вокруг гроба и могилы и молчали, все десять человек. Предзакатный солнечный свет пробивался сквозь густую крону деревьев, тихо колеблющуюся от ветра; какие-то мошки стайкой кружили в тёплом воздухе там, где он казался золотым. Один луч застыл на мелово-бледном лице Барти с горькой складкой у губ. Эйвери откашлялся и неуверенно начал погребальную церемонию:
— Именем Одина и Фрейи. Именем Мерлина и Морганы. Прими, земля, сына своего Бартемиуса на веки вечные в лоно своё. Да пребудет с ним покой вечный, да обретёт его душа отдохновение от скорбей человеческих.
Голос его словно растекался в тягучем медовом воздухе, мошки всё кружили и кружили, листва слегка колебалась, и слова погребального заговора как будто продолжали звучать, уже будучи произнесёнными.
— Всё прощаем тебе, брат наш, ступай с миром, и прости нас за зло, тебе причинённое...