Фантасофия. Выпуск 1. Фантастика
Шрифт:
Точно! Конверт! Во сне она опустила в сундук конверт. Значит, если он действительно там… Делать выводы дальше я побоялась. Зато опрометью бросилась на чердак. Открытый сундук лежал там же, где я его оставила. Поборов в себе сиюминутное желание оставить все как есть и в него не заглядывать, я развернула вдруг ставший довольно-таки легким ящик к окошку. В углу лежал серый от въевшейся пыли конверт…
«Софьяна, девочка моя! Если ты читаешь это письмо, то уже выросла. Выросла настолько, что я могу не узнать тебя, когда увижу. Знаешь, это странно. Писать письмо, которое ты можешь никогда не получить и представлять тебя большой и далекой. Но я надеюсь… Хотя нет, я точно знаю, что однажды ты его прочитаешь. Только бы не было слишком поздно. Иначе я вообще никогда тебя не увижу. И мне будет грустно. Но это все не имеет значения. Значение имеет только одно: завтра я уйду. Я позабочусь о том, чтобы ты получила этот дом и, надеюсь, тебе хватит
Соня, моя маленькая. Я тебя люблю, но уйти мне придется. Я знаю, ты будешь переживать, но думаю, что ты сама знаешь, что со мной все в порядке. Просто меня не будет с тобой. Может, сколько-то лет, а может, мы больше вообще не встретимся. Но ты будешь жить в моем сердце. Пожалуй, я опять отвлеклась.
Когда-то, очень давно, я встретила человека. Он был удивительным и странным. Он был ни на кого не похож. Думаю, ты догадалась, к чему я веду. Я его полюбила. Не знаю, понимаешь ли ты, что это значит, но я тогда поняла. Извини за такой несколько нехудожественный стиль изложения, но я ничего не могу с собой поделать.
А потом он исчез. Он звал меня с собой, но я не пошла. Я была слишком молодой, глупой и самоуверенной. А это опасное сочетание. К тому же чреватое многими неприятностями, в чем мне пришлось убедиться на себе. Потом я встретила твоего дедушку, вышла замуж, дальше ты знаешь. Но всю жизнь я искала его. Потому что, уходя, он оставил мне надежду в виде небрежного замечания, что если я найду когда-нибудь его дом, то смогу уйти за ним. Сегодня я его нашла. И должна уйти. Ты уже достаточно взрослая и, может, меня поймешь. Со дня расставания я его искала. Тридцать пять лет. И если я не уйду сейчас, то до следующего шанса могу не дожить. Так что…
В общем, пусть это зыбкая надежда и неизвестно, что ждет меня, но это письмо – последнее из несделанных мной здесь дел. Я уверена, что со мной будет все в порядке, и тебе желаю того же.
Все. Пока. И помни: я люблю тебя. И это, наверное, не лечится.
Бабушка.
P.S. Софьяна, девочка моя, чтобы «поговорить» с вещью, надо очень пристально на нее смотреть, проникая внутрь, в самую суть сквозь хрупкую оболочку, и больше всего на свете хотеть получить ответ на какой-то вопрос. В смысле не на вопрос вообще, а о событиях, связанных с этой вещью. Попробуй, и у тебя получится, я знаю. Этот дар, пожалуй, мое единственное настоящее наследство тебе.
С любовью, бабуля»
«Так вот как оно работает», – моя первая мысль была чисто и исключительно практической. Эмоции вот так взяли и выключились. Вспомнив все, что я знала о психологии, я уселась на диван и занялась анализом своего состояния. На манер диалога «А у тебя ничего не болит? А шизофреников в роду не было?». Подозреваю, что со стороны это смотрелось идиотски. Но мне помогло. Я с удивлением обнаружила, что совершенно спокойна. То есть письмо чуть ли не с того света меня, конечно, взволновало, я была рада, что бабуля ушла куда-то по своей воле, что с ней ничего дурного не случилось, но… Было такое ощущение, что я все это уже знала, а сейчас просто вспомнила. И я действительно всегда была уверена, что с ней все в порядке. Более того, что она счастлива. И, уходя, она знала, что я не буду слишком переживать. Странно все это как-то…
И где-то на этом месте решив, что утро вечера мудренее, а завтра мне на работу, я отправилась спать. И самым удивительным за этот день стало то, что я отрубилась, едва коснувшись подушки.
Проснулась я еще до звонка будильника оттого, что какой-то особенно яркий солнечный лучик решил, что ему надо непременно отдохнуть на моем правом веке. Поэтому спросонья я слегка ослепла на один глаз, но встала чрезвычайно бодренько. Через полчаса, когда, наконец, зазвонил будильник, я уже умытая, но еще в пижаме, попивала чай и разглядывала свои вчерашние трофеи. Письмо и дневник. Значит, все, что случилось вчера, не было сном. Бабуля десяток лет назад двинула куда-то за своей любовью, я теоретически могу болтать с вещами и ни в коем случае не должна отдавать дом родителям. Ну, этого они у меня, предположим, и так бы не дождались, но буду иметь в виду. На бабулю я не в обиде, потому как сама такая, а вот идею на счет вещей стоит проверить. И по уже установившейся, похоже, привычке я двинула на чердак.
Но тут будильник зазвонил второй раз. Это означало, что если я в ближайшие пятнадцать минут не выметусь из дома, то опоздаю на работу. А я еще в пижаме…
Короче, через пятнадцать минут я вся в мыле вылетала из дома. И, захлопывая дверь, чуть не наступила на нее.
На крыльце лежала роза. Чуть-чуть приоткрывшийся под первыми весенними лучами белый бутон на очень коротко срезанном стебле. На мокром, потемневшем от времени крыльце – снежно белая роза. И застывшая над ней в нелепой позе девушка в джинсах. Это сцена для романа, а не для опаздывающего
А в автобусе до меня начало доходить. Дело в том, что у меня не было ни одного знакомого человека, который мог бы оставить на крыльце такой подарок. Нет, конечно, у меня были знакомые парни, среди которых парочка даже относилась к немногочисленному сонму моих друзей. Но чтобы розы… Это вообще ни на кого из моих знакомых похоже не было. Тем не менее, роза присутствовала. И я принялась вспоминать все хоть сколько-нибудь значительные даты, приходящиеся на апрель. Мой день рождения в августе. Именин нет. Все годовщины окончания учебы летом. Дни рождения родителей – зимой и осенью. День рождения бабушки тоже летом. В конце концов, я достала-таки ежедневник и принялась его изучать. Выяснилось, что из всех моих знакомых с апрелем связаны только Серж и Прометей. С Сергеем я училась в школе и 29-го у него день рождения. Проблема в том, что сегодня только четвертое, и подарок ему должна по логике делать я, а не он. С Прометеем, или Витькой в миру, я в апреле позапозапозапрошлого года познакомилась. Тогда он получил свое прозвище, когда едва не сжег мой дом, заявив, что «нес огонь людям». Пожара, к счастью, не случилось, а прозвище за ним осталось. С тех пор каждый апрель он мне дарил букет огненно-красных роз и зажигалку. Но до этой знаменательной годовщины тоже еще неделя. И он в жизни не перейдет на одиночные белые цветы. Это не символично. Все, больше никаких знаменательных дат у меня в апреле не было. День космонавтики и день рождения Ленина не считаются. Так что роза оставалась загадкой. И вообще, после всех вчерашних событий мне начало казаться, что у меня малость крыша поехала. Успокаивало одно: говорят, что сумасшедшие в уехавшем чердаке никогда не признаются…
В общем, весь день у меня голова шла кругом. Я не знала, что мне делать. Меня парили внезапно навалившиеся воспоминания о бабушке, сведения о моих обнаружившихся способностях. Особенно после того, как до меня дошло, что я с дневником именно так и «разговаривала». А тут еще эта роза. Я не знала, что и думать. После тщательного повторного перебора всех моих знакомых, включая детсадовских друзей, я так и не нашла никого, кто мог бы ее положить. Это было так странно. В моей размеренной жизни начался обвал. В конце концов, я решила все-таки заняться работой. В результате моих попыток компьютер чуть не сошел с ума после того, как я несколько раз перепутала клавиши «Alt», «Shift», «Ctrl», «Del», «F8», «F9» и «F1». В итоге всех моих манипуляций оказались перемещенными и удаленными несколько системных файлов, у компа начал проявляться характер, и я с горя отформатировала жесткий диск. И до вечера занималась переустановкой программного обеспечения. Это помогло. Во всяком случае, во время этого крайне занудного занятия мне пришло несколько здравых идей, которые я тут же принялась воплощать в жизнь. Во-первых, я позвонила в милицию и выяснила, что никаких маньяков, повадившихся отправлять жертвам белые розы перед нападением у нас ни в городе, ни в стране не зафиксировано. Во-вторых, я взяла на завтра отгул. Начальник отдела попробовал было посопротивляться, заявляя, что отгул во вторник – это нонсенс. Но потом грустно посмотрел мне в глаза и быстро подписал заявление. Наверное, что-то его убедило. В-третьих, я отправилась на прогулку по магазинам, где потратила половину аванса на всякие непотребные вещи вроде буженины, баснословно дорогих шоколадок и других вкусностей. И одну обалденно красивую вазочку, каковых у меня дома накопилось уже десятка два.
Вкупе с одиночным пиром, устроенным мной вечером дома, это помогло. Я начала соображать. И даже уставившись на входную дверь и, буквально разбирая ее на молекулы, выяснила, что утром к ней со стороны улицы подошел молодой человек в шляпе и куртке, положил на крыльцо розу, которая была у него в руке, и удалился в направлении автобусной остановки. Лица из-за шляпы разглядеть не удалось. Странно, но я, кажется, его не знала. По крайней мере, вспомнить никого похожего у меня не получилось. Да и кто в наше время носит шляпы? Не кепки, не ковбойские и не пижонские широкополые… А почти классический котелок, только надвинутый очень низко на глаза. Он так необычно смотрелся с полуспортивной курткой, что я только с третьего или четвертого раза разглядела кольцо на его пальце. В смысле, на пальце парня, а не котелка. Кольцо было не обручальным, что здорово меня успокоило. Не хватало еще романтически настроенного женатого ухажера. Кольцо было большим. И носил он его почему-то на указательном пальце правой руки. Оно тонкой широкой полосой практически полностью охватывало первую фалангу и тускло отсвечивало золотом в сером утреннем свете. Таких колец я не видела никогда. Поэтому наряду с котелком тут же занесла его в список особых примет. Тем более что мне показалось почему-то, что кольцо не снимается. Маленько успокоившись, я принялась за поедание остатков буженины и обдумывание полученной информации.