Фантастическая политика и экономика
Шрифт:
– Как - харизма? А если этот, как его, ну, административный ресурс?
– Ресурс у вас уже есть? Это очень хорошо. Но без харизмы и ресурс не поможет. Вот, помните, как Ельцин в свое время плясал на сцене? А как Путин говорил: "Добрый вечер. Буду краток" - и все по-доброму смеялись? Это вам не толпой батьку пи-пи-пи... Извините, привычка.
– Ничего-ничего... Так, на что деньги-то? Платить за что? За харизму?
– Ну, харизму на самом деле не купить и не продать, батенька. А вот подделать... Ну-ка, скажите, ваши дети какой фильм хвалили в последнее время?
– У меня же они маленькие еще.
–
– "Кунг-Фу Панда", вроде. Смешно, говорят.
– Вот! Вот на что нам с вами понадобятся ваши ресурсы.
– На кунг-фу?
– На панду! Конечно же, на панду! Сделаем вам глазки - есть у нас пластический хирург. Сделаем правильное выражение на лице. Сделаем... О! Рост немного уменьшим. Уменьшать - это вам, знаете ли, не вытягивать. Отрезать всегда легче.
– Что-то страшно мне... Может, лучше Шнура запустим?
– Можно и Шнура. Пусть он снова напомнит о депутатах. Но и вами займемся. На противопоставлении. Значит, так: малый рост, ласковая улыбка, тихий голос и самое главное - глаза! Все. По этому плану и пойдем. Так - победим!
– А программа? Программу предвыборную когда сочинять будем?
– Зачем? Считайте, вы уже у всех выиграли! Даже и спорить с соперниками не придется. Они уже заранее проиграли. Потому что они как раз сегодня пишут программы, а мы их - пандой: рост, улыбка, тихий голос, и самое главное - глаза!
– - Партия
В старых квартирах кухни очень маленькие. То есть, не в самых старых-старых, в которых раньше помещались шесть столов и шесть газовых плит, например, да и не шесть, а и побольше, а просто в старых. Ну, в тех, где удобно сидеть и, протянув руку, доставать из ящика стола ложки, снимать чайник с плиты, вытаскивать из холодильника холодную бутылку. И все - сидя. Удобно, конечно. Но только если не больше двух человек, потому что больше в кухне просто уже не помещаются.
И сейчас там сидело ровно двое. Ароматный табачный дым вытягивало сквозняком в форточку, краснели остатки кагора в толстых хрустальных стопках, купленных по случаю в поезде дальнего следования, стояли уже изрядно потрепанные кухонной жизнью тарелочки и блюдца с разной вкусной мелочью.
– Точно тебе говорю, все от его полной безыдейности. Была бы идея, был бы стержень в нем, не поддался бы искушению. А - нет стержня. Мягкий он у тебя, вот и увели...
– Да не увели еще, мама!
– чуть не рыдала Софья.
– Никто и никого и никуда не увел. Он же сам честно пришел и сказал...
– Вот! Сам сказал! Значит, думает уходить. Иначе, о чем и зачем было говорить? Может, он еще колеблется, так, вроде, посоветовался... А сам - мягкий, без стержня. Точно уведут.
– И что же мне теперь?
– В райком!
– решительно ткнула в окно сигаретой поджарая и загорелая южным загаром мать.
– Да он же беспартийный. Так ведь и не вступил тогда. Говорит, не верю. А без веры, говорит, нельзя - это будет просто обман какой-то.
– Вот! Вот - бесхарактерный! Тут же не вера нужна, а доверие. И - знание. Как он может не верить или верить, когда ничего еще не знает? Походил бы на учебу, как все. Поизучал бы классиков. Поприсутствовал бы на собраниях партийных у нас в райкоме. А то - ишь, не верит! Да как он может верить или не верить, когда
– Да если бы собрания были прямо на работе, так все бы, независимо от хотения, попал. А так - идти куда-то. Зачем-то. А он же упрямый. Упертый такой..., - как будто даже с восхищением сказала Софья.
– Вот! Слабый, но упрямый. Это его сдвинут чуть, а он уже на старое место и не вернется, потому что упрям. Собрания... Собрания - только в райкоме. Нечего тут опрощать партийную работу. Это раньше так было, при коммунистах - на предприятиях, в бытовках. И что? Чем все закончилось? Вот, то-то! Должна быть торжественность. Распорядок должен быть и расстановка. Должно быть отличие от работы и от домашнего повседневного быта. Партия - это тебе не по каморкам ныкаться. Это надо идти, бить ноги, думать по дороге, что скажешь, готовиться морально... Привычка такая должна возникнуть у человека, что без собрания чтобы - просто как больной. А ты представь, как у нас бывает на партконференциях! Конференция - это же тебе уже не простое собрание. Тут такой подъем, такое вдохновение! Поешь со всеми партийный гимн, и мурашки по коже, и слезы восторга на глазах. "А с трибуны гранитно-багровой улыбается наш секретарь!". Тебе, кстати, тоже уже давно пора в партию. А то как-то странно: мать у тебя старая активистка, бабка была в той еще партии - а ты вон, хвостом за мужем, а больше и никуда. Потому и страдаешь, ду...
Она закашлялась, выдыхая дым от затлевшего фильтра, вдавила окурок в блюдце, сплюнула в сердцах.
– Дурочка, ясно? Это я любя. А так-то разобраться - дура-дурой.
– Мам, - осторожно спросила Софья.
Она всегда очень осторожно разговаривала на эти темы, понимая, как легко оскорбить ни с того ни с сего настоящего партийного. Причем, оскорбить не со зла, а просто по незнанию темы, по непониманию важности для людей партийных всех этих ритуалов, собраний, конференций, чисток, наконец.
– Мам, а это ничего, что мы о нем сейчас за глаза? Это как с партийной точки зрения - морально?
– Ну, точно - дура, - махнула рукой мать.
– Только так и надо. Нельзя человеку вот так просто в лоб сказать, что он не гож, что не так делает. Это можно только в порядке дружеской критики, на собрании, когда кругом все свои, все партийные, и все так же критикуют друг друга и одновременно занимаются самокритикой. Коллектив, собрание - вот тут только при нем. А пока мы как бы готовимся, ясно? Мы обсуждаем темы для критики, чтобы потом повлиять на критикуемого. Ясно тебе?
– Но ведь он не может в райком? Он же беспартийный?
– Все мы когда-то беспартийными были. И что хорошего, кстати? Нечем гордиться. Беспартийный он... Вот как все - так и он чтобы. Где принимают в партию? В райкоме. Кого принимают? Беспартийных. Вот надо прийти, поговорить, присмотреться. С секретарем нашим поговорить. Наш секретарь - очень сильный, знаешь ли. Его и в центре уважают, зовут в столицы, но он отказывается. Ему наша первичная организация ближе. Ему мы, простые партийцы - роднее. Хороший у нас секретарь... Так он вот поговорит с твоим, побеседует. Раз поговорит. Два поговорит. А там, глядишь, и выведут его перед собранием, твоего-то, да и примут в партию со всем его желанием. А уж в партии грешить - ни-ни! Все по закону и по нашей партийной морали! И никуда он тогда от тебя не денется. Ну, как?