Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец
Шрифт:
Успех и удача
Вы когда-нибудь бывали на Титане?
И не переживайте, что вам там не довелось побывать. Это только в книгах космические путешествия бывают интересными. В научной экспедиции все по-другому. Нет, опасности встречаются, причем очень серьезные, но приключениями их назвать язык не поворачивается. И не слушайте россказней о Титане, не так все происходящее интересно, как об этом говорят.
На Титане вечный сумрак. Его освещает только Сатурн, поэтому света недостаточно. И кругом лед. Только состоит он не из воды, а из сгустившегося и замерзшего газа метана. На Титане есть и моря, но они тоже состоят из нестабильного метана. Достаточно
Для Званцева и его команды это была не первая космическая экспедиция, но в таких экстремальных условиях они еще никогда не работали.
– Знаешь, Званцев, мне здесь не нравится, – объявил Дом, когда они высадились на Титане с планетолета «Рапира». На исследования им был отпущен месяц, у экспедиции было много задач, и работа на Титане была не самой важной из них. – Здесь даже сваи закрепить не удается – при малейшем нагревании все испаряется. Я уж, как кошка, когти выпустил и держусь. Мне бы до настоящего грунта добраться, но он лишь в районе вулканов. Что мне там делать? Это вы с Митрошкой во славу науки и человечества рискуйте, я и со стороны посмотрю.
– Нравится не нравится, – мрачно сказал Званцев. – Такого понятия не существует. Дело надо делать, Дом, дело!
– А в самом деле, Званцев, – вклинился в разговор Митрошка. – Зачем людям вулканы? Да еще на других планетах?
– Митрошка, не начинай, – сказал вулканолог. – Ты же сам все знаешь! Во-первых, все упирается в вопросы происхождения жизни. Огонь или тепло – необходимое условие для ее зарождения.
– Это вы так думаете, – сказал Митрошка. – А природа, вполне возможно, думает иначе.
– Вот мы и пытаемся понять закономерности возникновения жизни, – вздохнул Званцев. – Вот изучим вулканизм как следует, часть вопросов снимется. Только у человечества и без того к вулканам будет немалый интерес. Благодаря вулканическим выбросам мы больше узнаем о внутреннем строении планеты. Кроме того – это же источник энергии, Митрошка! Источник того, в чем человечество постоянно нуждается. Вот придет время освоения Титана. А оно придет, не сомневайся. И где брать энергию для преобразований? Да у того же Титана! Построим здесь тепловые станции, будем использовать энергию его недр для того, чтобы сделать его пригодным для обитания. Метановые моря растопим, бактерии запустим, геноизмененные растения разведем. Глядишь, лет через двести-триста здесь сады будут цвести, стрекозы летать!
– Понимаю, – сказал Митрошка. – Пели вы когда-то, что и на Марсе будут яблони цвести! Сколько лет прошло, так даже чахлая земная травинка там не прижилась. Но предположим, все правильно. Только зачем людям Титан? Вам что, Земли не хватает? Вас всех два раза на Цейлоне можно разместить, если в колонны построить. А остальной мир к вашим услугам. Живите, пользуйтесь! Нет, вас к звездам тянет! Зачем?
– Ну, – сказал Званцев, – положим, к звездам тянет не всех, большинству и на Земле уютно. Вон, скажем, Аленку за пределы атмосферы не вытянешь. Но понимаешь, Митрошка, это в природе человека: дотянуться до Солнца и дерзко посмотреть, что там дальше.
– Поэт, – хмыкнул Митрошка. – Но вот смотрю я на Титан. Безжизненная планетка. Неудобная планетка. Аммиака здесь хватает. Условия жуткие, без защитных приспособлений носа показать не может. А вы рветесь сюда, что-то исследуете. Зачем? Для кого? Ведь из миллиардов земных жителей ваши исследования интересны полутора-двум тысячам человек. А вы кричите, что все делаете во имя человечества. А человечеству ваши игры до лампочки. Разве я неправ?
– Понимаешь, Митрошка, – сказал Званцев немного расстроенно, потому что правота робота казалась бесспорной. Он и сам не раз думал нечто подобное. – Это сейчас основной массе людей то, что мы делаем, абсолютно не нужно. Но придет время, и все будет востребовано.
– Это ты себя успокаиваешь! – отрезал Митрошка.
– Хватит, спорщики, – примирительно сказал Дом. – Отдыхать так отдыхать. Хватит друг другу настроение портить, – и с тайной надеждой предложил: – Можно сыграть в карты? Как?
– Нет уж, – отказался Званцев. – У вас идея фикс: человека в картишки обставить. Ты бы еще в подкидного дурака предложил сыграть!
– В подкидного неинтересно, – возразил Митрошка. – Конечный результат всегда будет известен.
– Вот-вот, – сказал Званцев. – Я же говорю – сговор!
– Не спорю, – сказал Митрошка. – Оставить человека в дураках всегда приятно, правда, Дом? Но с тобой мы играем честно. Просто у тебя логика хромает, и варианты ты считаешь медленно. Но мы в этом не виноваты, с природой не поспоришь!
– Вот и играйте между собой, – сказал Званцев. – А я лучше кино посмотрю. Дом, поставь «Белое солнце пустыни».
– Опять «Белое солнце», – вздохнул Дом. – Званцев, ты его скоро наизусть выучишь. Никак не пойму, почему тебе этот фильм так нравится? Ну, поручили человеку чужих самок в город отвести, а самец настойчиво пытается этих самок отбить и вернуть. И что? В чем смысл? А главное, что в этом смешного? То вы требуете проявлять уважение к старикам, а в кино их на ящики с динамитом уложили. И как могут быть гранаты не той системы? Граната в любом случае гранатой останется. И этот абориген, который на звук выстрела всегда появляется… Он что, так запрограммирован?
Он недоговорил. Что-то невидимое приподняло Дом и резко встряхнуло.
– Ну вот, опять рядом «зона Хлумова» разрядилась. Я так без опор останусь, – недовольно сказал Дом. – Званцев, тебе нужен инвалид?
– Сейчас «цветочки» на поверхность полезут, – сказал Митрошка.
После взрыва обычно обнажалась коренная порода с большим содержанием серы, вступая в соединение с углеводородами, сера расцветала на ледяной поверхности красно-желтыми «цветами», которые, впрочем, существовали недолго – быстро чернели, осыпались, и ветер, который на Титане никогда не стихал, разносил черный пепел по всей планете. Но картина была сказочной, в первые дни Званцев часами любовался этими порождениями Титана – так загадочно и фантастически прекрасно они выглядели. Но все, даже самое прекрасное, когда-то приедается, самое необычное становится привычным и обыденным, самое загадочное имеет такую простую разгадку, что испытываешь разочарование.
– «Белое солнце пустыни», – решительно сказал Званцев, снова укладываясь на диван. – Вы просто ничего не понимаете, юмор этого фильма вам недоступен.
– Званцев, – сказал Митрошка. – Хочешь пари, что ты не досмотришь этот фильм до конца?
– Обязательно досмотрю, – сказал Званцев.
– Так чего же не споришь? – не унимался Митрошка.
– А я с детства не люблю азартных игр, – лениво сказал Званцев, глядя, как на стене появляется эмблема древней киностудии. – И спорить не люблю. Потому и фокусником не стал.