Фантастические тетради
Шрифт:
— До провала… планету исследовали биосканером несколько поколений астрономов. Я подтвердил эти тесты. Но информационная экспертиза ментасферы доселе не проводилась. Этот метод, профессор, построен на базе вашей теории лингвистических матриц.
— И что же? — любопытствовал Эф.
— Явные помехи фона.
— Какой природы?
— Осмелюсь утверждать, что разумной.
— Что скажешь, биолог? — профессор, не скрывая удовольствия, наблюдал озадаченную гримасу Бахаута.
— Можете выбросить свой биосканер, вот что я скажу. Считайте, что он не справился
— Именно это я собираюсь сделать, — напомнил Мидиан, но профессиональное самолюбие Бахаута было задето не столько безответственными выводами астронома, сколько саркастической ухмылкой профессора.
— Вы не делаете вторичный анализ спектра и не имеете дела с реальным физическим объектом.
— Да, — согласился Мидиан.
— Вы знаете, что тонкий прибор в преломленной среде допускает погрешности, а вы встроили его в телескоп и сочли, что этого достаточно…
— Именно так.
— Странно, что вы не обнаружили на Альбе пуп вселенной.
— Я готов показать записи, — предложил Мидиан.
— И записи ментасферного сканера, — спросил Эф, — тоже можете показать?
Мидиан отстегнул от манжета приемник, подал его профессору и активировал связь с орбитальным архивом.
— К сожалению, монитор остался в машине, — объяснил он, — но помехи и на слух достаточно четкие.
Профессор пристроился ухом к транслятору и начал отставать.
— …Они расселились в галактике и завещали потомкам никогда не возвращаться на родину… — процитировал Бахаут. — Вы читали оригиналы каранайских манускриптов? Конечно! Простите мне бестактный вопрос, но почему вы уверены, что это Альба? Их родиной могла быть любая планета Миграториев.
— У меня нет допуска в Пос-Миграторий, — неожиданно признался Мидиан. — Зона закрыта для навигации.
— Хотите сказать, что патент на экспедицию невозможен?
— Исключен…
— Из-за деформации зоны?
— Эта зона «сжирает» объекты планетарной величины. Подумайте, имею ли я право подвергать вас такой опасности… У меня не будет возможности даже обеспечить связь.
— Эх, молодой человек, — вздохнул биолог, — если б наши с вами исследовательские амбиции зависели от патентов, мы бы вряд ли назывались учеными.
Чем дальше собеседники уходили от лифтовой башни, тем больше отставал профессор.
— Никогда не читал глупых манускриптов, — кричал он вдогонку. — Что значит не возвращаться на родину? В конце концов, мы не каранайцы, чтоб подчиняться капризам предков. Вот что надо иметь в виду: чем древнее источник, тем больше вероятности фальсификаций. — Догнав собеседников, профессор вернул транслятор с откровенно фальшивым безразличием. — Не знаю, что сказать об этих звуках, но могу порекомендовать хорошего навигатора.
— Спасибо, — ответил Мидиан, — я справлюсь.
— Наверно, вы очень богаты?
— Не бедствую.
— Вот я и подумал, что неловко с моей стороны предлагать вам материальную помощь. Но, скажите, чем еще я могу посодействовать экспедиции?
— Только дельным советом.
Пауза, затянутая профессором, сначала казалась многообещающей. Но «светило» науки внезапно передумал и резко прибавил шаг, рассекая мох носками ботинок.
— Приятно иметь дело с мудрым и самостоятельным человеком, — сказал «светило» и добрые предчувствия Мидиана померкли: если запись фона пуста, если за лингвистические матрицы он принял посторонние помехи, зачем бы Эф стал предлагать ему навигатора? — а если человек к тому же богат, — продолжил профессор, — я имею дело с тройным удовольствием.
— Это я понял, — съязвил Мидиан, — получив счет за абонемент. Вряд ли в вашей аудитории когда-нибудь появится нищий, даже если он с ходу способен включиться в язык эфологии.
— О, да! — согласился профессор. — А что прикажете делать? Что, по-вашему, плодит нищету, если не инфантилизм и безделье? А что плодит безделье, если не природная тупость? Я нашел самый верный способ оградить себя от общества тупиц.
— Способность заработать состояние не обязательно гарантирует восприимчивость к наукам.
— Бахаут, — профессор, не останавливаясь, обернулся к товарищу, — среди твоих лучших учеников когда-нибудь попадались экземпляры, не способные самостоятельно оплатить курс?
Но Бахаут был так глубоко погружен в себя, что не услышал вопроса.
— О чем мы теперь говорим… — возмутился он, — какой срам! Слышали бы нас студенты. Я вот что хочу спросить у молодого человека, если, конечно, мне позволено надеяться на откровенность… Вы боитесь взять на себя ответственность за лишнего члена экспедиции или разделить ее с тем, кого знаете недостаточно хорошо?
— Я с удовольствием возьму вас, Бахаут, — ответил Мидиан, и Бахаут успокоился. Еще некоторое время он молча сопровождал гостей, но вскоре новые проблемы стали провоцировать очередную серию вопросов: каков объем багажного отсека корабля? Можно ли перевозить в нем чувствительные приборы без дополнительной герметизации? Какие уровни защиты предусмотрены конструкцией и допускается ли ее отключение в рабочем режиме, если использовать корабль для разведки с орбиты?
— Как только вернетесь, все непременно расскажете мне, — настаивал Эф. — Сделайте подробную запись. Как жаль, что я не смогу держать с вами связь. Но если оставить промежуточные ретрансляторы…
— Исключено, — возражал Бахаут, — мы не можем так транжирить полетное время.
— Кто-нибудь же должен вас страховать. Подумать только, я отсылаю в Миграторий лучшего друга, лучшего ученика и очень симпатичного мне молодого, бесспорно талантливого астронома и не имею возможности осведомиться об их участи!
— Это не твой проект, — обрубил его биолог, — и ты не будешь им распоряжаться.
На памяти Мидиана еще никто не разговаривал таким тоном с признанными корифеями наук, но профессор был на удивление сдержан.