Фантастические тетради
Шрифт:
— Допустим…
— «Аль» — ковчег, дом, планета, полевая оболочка твоей дурацкой оптики, в конце концов. — Эф задумался и перед глазами снова возник образ нелюбезного оператора. — Охрана! Защита! — осенило его. — Приставка «аль» даже в современных языках говорит о намерении оградить неприкосновенное. Я перевожу «Альба» как «защита от времени» и заявляю с полной ответственностью, что ни янтарь, ни ковчег не имеют отношения к первичному смыслу названия планеты…
Приемник локатора пискнул, оборвав профессора на середине мысли. Бахаут указал пальцем в пустоту.
— Видишь точку? Вот она, сейчас появится кольцо. Вот, погляди. Корабль Мидиана. Через
Эф демонстративно повернулся спиной к смотровому сектору. Успокоительное достигло эффекта, и профессор ненавидел себя за это больше, чем за импульсивные помутнения рассудка.
— Когда-нибудь ты мечтал всерьез о том, чтобы приблизиться к Миграторию? Видишь, он уже заходит на приемник. Какая красота!
— Не вижу, — мрачно огрызнулся профессор.
Корабль Мидиана висел в пневматической шахте. Круглый, опоясанный ярким кольцом балансира, едва ли он выглядел больше аудитории Эфа, но зрителей собрал столько, что на узких галереях невозможно было протолкнуться. Изо всех щелей технопарка повылезали зеваки, воочию взглянуть на маневры последнего достижения сверхскоростного кораблестроения. Аппарат напоминал искусственную планету с плотными поясом астероидов, которые, замедлив обороты, гасли и оседали на газовой оболочке шара.
Задумчивого профессора попросили выйти с рабочей площадки, и он с дальней галереи наблюдал разгерметизацию и спуск посадочных платформ. Впервые он видел то, что обычно скрыто от глаз пассажира регулярных маршрутов, коих не допускают в технические отсеки даже по вездесущим университетским пропускам. Он ждал, когда корабль Мидиана будет вывернут наизнанку, а затем собран в целое, частью которого станет он сам. Эф готовился к этому со стоическим отвращением, как маленькая частица «ничто» готовится стать частью огромного «Нечто». Он был так поглощен предвкушением локального апокалипсиса, что не заметил, как оказался на стартовой площадке лифта. Свист надавил на уши и отпустил. Пространство втянуло в себя тишину и замерло. Вокруг было светло и чисто, как на необитаемом острове посреди безветренного океана.
— Видите ли, — объяснял Бахаут Мидиану, — происходит то, о чем я неоднократно вас предупреждал. Профессора осенила идея раньше, чем он приступил к исследованию.
— Для эфолога это нормальный порядок событий, — шутил Мидиан.
— Эфология не допускает нормы ни в каком виде. Эта наука не применима ни к одному мало-мальски конкретному процессу.
— А если конкретный процесс попробовать применить к науке?
— Разочарование, — с грустью отвечал Бахаут, — глубочайшее разочарование ожидает нас на этом поприще.
— Это недоразумение можно легко уладить, — предложил Мидиан, — подойдем к пульту, я покажу вам планету.
Основные системы жизнеобеспечения корабля располагались в центральной панели, которую навигаторы называли «диском». Он был одновременно гравитационной плоскостью двух полусфер. Поэтому лифт, связывающий две половины внутреннего пространства, мало того что продергивал пассажира через чувствительные органы аппарата, но и переворачивал вверх ногами. Рабочий отсек Мидиана занимал одну плоскость диска, бытовой отсек — противоположную. В навигаторской полусфере располагался полетный архив, смотровые панорамы и прочее, без чего цивилизованный человек не способен обходиться в течение дня, не говоря уже о долгих месяцах перелета. В бытовом отсеке находилось все необходимое для того, чтобы обеспечить надежную сохранность биологического организма, будь это ящик с экзотическими плодами или ученый с мировым именем. Профессор поморщился от перспективы быть упакованным в спальный контейнер, но в кресле пилота ему едва ли было бы веселее. Может быть, в далекой юности, помучившись под руководством опытного наставника, он бы освоил вполне рычаги одноместной машины. Но технику, заложенную в основу данного полетного агрегата, Эф не был в состоянии осмыслить даже в глубочайшем гипнозе. Это казалось ему за пределом допустимого уровня издевательства над мыслительными возможностями естества. Хуже того, все панели управления и приборы системы были рассчитаны на одного-единственного пилота. Эф зажмурился. В один момент он представил себя в нелепой ситуации, воплотившей в себе все подсознательные ужасы бытия: он остался один на этом корабле, и если сейчас же, в считанные минуты, ему не удастся постичь управляющих алгоритмов, неминуемая гибель постигнет все обитаемое мироздание. Испарина прошибла висок…
— Идите к нам, профессор, — позвал Мидиан, и полумрак отсека озарило яркое пятно архивной панорамы.
Проекция телескопа зафиксировала последнюю галактику у границы Мигратория, выбрала беззвездную пустошь, прошила ее насквозь, и, пока профессор устраивался у стола, мимо пролетели тысячи нитевидных галактик, сцепленных между собой невидимой основой, доступной для понимания разве что астрономов да навигаторов. Белая звезда остановила гонку, ослепила отсек. Мидиан убрал ее за контур и выделил на картинке едва заметную оранжевую горошину. Она подплыла к наблюдателям, гладкая и светлая, излучающая из прозрачных недр все оттенки природной желтизны.
— Альба, — представил ее Мидиан, — итог последнего опыта телескопического сканирования.
— Действительно, янтарь, — согласился Бахаут.
— Если название «Янтарный ковчег» имеет каранайские корни, — предположил Мидиан, — значит, наши предки имели отношение к планете. — Он вопросительно обернулся к профессору. — Они, по крайней мере, должны были видеть ее из космоса.
Эф не проронил ни звука, рассматривая исподлобья оранжевый шар. Лишь покинув отсек и оставшись наедине с Бахаутом, он позволил себе предаться глубокому пессимизму.
— Однако отвратительный сегодня день, — заметил профессор. Но Бахаут не пожелал развить эту тему. — Ладно, мне-то все равно. Жаль вас, наивных и одержимых.
Корабль выплыл из зоны, выбрал навигационный коридор, и кольцо балансира, вспыхнув ядовитым заревом, рассекло черноту Галактического Пояса.
— Ты не способен отвлечься от условностей цивилизации и вернуться к чувству первозданного естества, — проповедовал профессор, — только вслушайся в мелодику звука: аль… ба! Не надо тратить силы на поиск метода и подбор системы. Логический путь полон тупиков, и только интуиция всегда в свободном полете.
— Мы набираем скорость, — сообщил Бахаут и затемнил обзорный экран, опоясывающий отсек. В замкнутом пространстве наступил полумрак. — Придумай себе занятие более достойное, чем третировать единственного пилота. Пересчитай хотя бы свои таблетки. Только не проглатывай все. Может быть, они пригодятся тебе на Альбе. — Бахаут подошел к центральному столбу, соединяющему бытовой отсек с верхними уровнями полусферы, и открыл панель. — Иди-ка взгляни на это устройство. В нашем распоряжении бортовой архив, медконтролер, шесть спальных пакетов с полным обеспечением…