Фантастический бестиарий
Шрифт:
Я поймал себя на мысли, что схож с моим приятелем.
Не раз уже по настроению или по делу открывал «Понедельник начинается в субботу» и пропадал на несколько часов, пока не прочитывал первую великолепную часть книги.
О ней и речь в нашем бестиарии.
Стругацкие создали в «Понедельнике» двойной мир. Первый — это город Соловец, в котором сконцентрировано волшебство, то ли потому, что оно исходит от Института Чародейства и Волшебства, то ли наоборот, институт возник в Соловце, так как иного, лучшего места сами его основатели отыскать не смогли.
Именно в силу
«Внешние» создания несут на себе следы русского фольклора, пропущенного в основном сквозь призму пушкинского воображения. То есть пушкинский сказочный дуб — центр микрокосма, говорящий кот, русалка, что сидит на ветвях, а также щука в колодце и Наина Киевна, истолкованные современно, увиденные глазами младшего научного сотрудника, от этого обретают новые черты, не снившиеся и Пушкину. Если у нас есть «кот ученый», то Стругацкие предлагают нам задуматься, а что за речь и что за сказки мы услышим, познакомившись с котом.
Это мы узнаем.
Говорящая сказочная щука также делится с нами, то есть с Сашей, своими проблемами. Лишь русалка свесила с дерева акулий хвост и молчит. Правда, там еще возникает и сухая рыбья чешуя, но не сказано, русалочья ли она. Правда, как вы знаете, со Стругацкими я не согласен. Нет у русалок хвостов, о чем я имел честь сообщать. И уж тем более не может быть акульих хвостов — откуда быть таким хвостам в мирных отечественных водоемах?
В мире существ, пришедших из сказки русской, есть и еще один, хоть почти и не названный по имени, обитатель. Это — Змей — Горыныч, которого по Соловцу провозят в цистерне пожарные на испытания.
Ясно, что он огнедышащий, иначе зачем понадобились пожарные?
Змей — Горыныч посредник между миром Соловца и миром института.
На ночном дежурстве в здании института Привалов контролирует подведомственное хозяйство, и обнаруживается, что фантастические твари института по происхождению разноплеменные. Например, нам демонстрируют вполне теоретических «демонов Максвелла». Но и абстракцию можно увидеть забавной: «В фосфоресцирующем тумане маячили два макродемона Максвелла. Демоны играли в самую схоластическую из игр — в орлянку. Они занимались этим все свободное время, огромные, вялые, неописуемо нелепые, более всего похожие на колонии вируса полиомиелита под электронным микроскопом, одетые в поношенные ливреи».
Дальнейший обход института при вел новогоднего дежурного Привалова в вестибюль. Там на люстрах и в капителях колонн водились нетопыри и летучие собаки. Ну ладно бы водились, но в борьбе с попытками хозяйственников их извести ядами они «мутировали, среди них появлялись поющие и разговаривающие штаммы, потомки наиболее древних родов питались теперь исключительно пиретрумом, смешанным с хлорофосом…».
Я не уверен, что мутации реальных зверей достойны места в нашем бестиарии, но мутации, заставляющие петь и говорить, пожалуй, показывают, что мы имеем дело с новыми видами и классами бестий. Так что упомянуть о них я имею
Еще одно из описанных в этом труде существ, а именно — домовой, в институте НИИЧАВО тоже водится. Это домовой Тихон. «Славный серенький домовик из Рязанской области… Рисовал он превосходно, в стиле Бидструпа, и славился среди местных домовых рассудительностью и трезвым поведением».
Для читателей младших поколений я хотел бы напомнить, что Бидструп — это не фантастическое существо, а художник — коммунист из Дании, популярный у нас лет тридцать назад, потому что плохо рисовал забавные картинки — комиксы, не забывая о классовом долге. Издавали его большей частью в ГДР.
Настоящие древнегреческие страшилки обитали в подвале, в виварии, надзирателем которого был пожилой «реабилитированный» вурдалак Альфред. Кстати, там же Саша потом встретит и двух «нереабилитированных» вурдалаков. Вурдалаков я по здравом рассуждении в книжку включать не стал, так как они — простые мертвецы, упыри, кровососы, к животному миру отношения не имеющие. Что же имели в виду Стругацкие под «реабилитированным вурдалаком», ума не приложу.
В вольерах вивария содержались наши герои.
Там была вольера с гарпиями, «проводившими нас мутными со сна глазами», клетка с «Лернейской гидрой, угрюмой и неразговорчивой в это время года». «…Гекатонхейры, сторукие и пятидесятиголовые братья — близнецы, первенцы Неба и Земли, помещались в обширной бетонированной пещере, забранной толстыми железными прутьями. Гиес и Котг спали, свернувшись в узлы, из которых торчали синие бритые головы с закрытыми глазами и волосатые расслабленные руки. Бриарей маялся. Он сидел на корточках, прижавшись к решетке и выставив в проход руку с больным пальцем, придерживал ее семью другими руками, Остальными девяносто двумя руками он держался за прутья и подпирал головы».
Саша Привалов вправил вывихнутый палец. Бриарей ухмыльнулся всеми пятьюдесятью ртами.
Надо признать, что Стругацкие допустили изящную вольность. И я, чтобы вы до конца дней не оставались в заблуждении, скажу, что гекатонхейры описаны красочно и правильно, да вот в Соловце их не было. Они служат. Эти отвратительные великаны обитают в Аиде, царстве мертвых, где стерегут низверженных титанов. И если они хоть на минутку отвлекутся, всему человечеству несдобровать.
Но главным чудом той новогодней ночи было появление в институте, в отделе Амвросия Выбегаллы, кадавра, модели человека, неудовлетворенного желудочно.
Слово «кадавр», которым так легко оперируют авторы, встречается у нас очень редко и то, скорее всего, у медиков в анекдотах. Ни у Даля, ни у Ожегова, ни в энциклопедии вы такого слова не найдете. Но его можно обнаружить, заглянув во французский или английский толковый словарь, где для кадавра дается лишь одно определение: «труп».
Так кадавр Выбегаллы — не труп, а существо, животное, в облике самого Выбегаллы, которое может думать лишь о жратве, которое пожирает все, что дают и до чего может дотянуться, Но в конце концов, несмотря на торжество Выбегаллы, кадавр лопается по всем швам, наполняя лабораторию полупереваренной селедкой, которой его кормили.