Фантастика 1971
Шрифт:
Однако описать «золотой век», пусть даже с ее мещанских, ханжеских позиций, писательница просто оказалась не в силах, сведя все повествование к ряду приключений. Поражают иные штрихи строительства «нового мира».
Для того чтобы «встряхнуть» население планеты, добренькие божьи посланцы самым грубым образом провоцируют войну. Верховный маг Эбрамар горько вздыхает по поводу того, что война — это печальный, но, к сожалению, неизбежный ускоритель прогресса. «Война встряхивает и облагораживает народы». А до этого было четыре тома разговоров о добре, благолепии, святости, милосердии и тому подобных слюнявых вещах. Хороши цивилизаторы! Пожалуй, трудно глубже, чем Крыжановская сделала это сама, разоблачить реакционную суть того мировоззрения, которым
Есть у Крыжановской еще парочка фантастических романов, один из которых посвящен Марсу («На соседней планете»), другой — Венере («В ином мире»). Открытой мистики в этих книгах немного меньше, но в принципе они мало чем отличаются от оккультной серии, особенно в описании венерианского общества, этакой обители блаженных, которые только и говорят о нравственном самоусовершенствовании, истинных и мнимых добродетелях, астральных телах и т. д. Правда, иногда ни с того ни с сего они вдруг могут наговорить и о спектральном анализе. В этих книгах наша святоша-моралистка не погнушалась и прямыми антисемитскими выпадами.
Но если бы после Гоголя нам потребовались еще доказательства, что и «чертовщина» может прекрасно послужить доброму делу в умных и талантливых руках, то их нам может дать отличная повесть А.И.Куприна «Звезда Соломона», написанная перед самой революцией.
Маленький чиновник благодаря своей способности разгадывать криптограммы и ребусы сумел воспроизвести кабалистическую формулу, секрет которой царь Соломон унес с собой в могилу.
И теперь исполняется любое желание молодого человека. Точнее, почти любое. Между прочим, очень существенное «почти». Все его попытки нарушить с помощью нечистой силы законы природы не приводят к успеху. Все, что осуществляется по его желанию, получает объяснение как результат необыкновенно удачного — для него — стечения обстоятельств. Если, например, он желает, чтобы самая незаметная лошадка пришла на скачках первой, это происходит не потому, что она вдруг обретает крылья, а потому, что фавориты поломали себе ноги, споткнулись, с них попадали жокеи и т. д. Словом, герой всегда вытаскивал невероятный шанс — один на миллион, который мог бы произойти, но лишь в принципе…
Все, что происходило с купринским Иваном Степановичем, весьма напоминает то, что происходило с мистером Фодерингеем, героем рассказа Уэллса «Чудотворец». Но уэллсовский персонаж творил подлинные чудеса, не поддающиеся никаким рациональным объяснениям. Есть у Куприна и Уэллса один прямо совпадающий эпизод, не знаю уж, случайное это совпадение или нет. И тот и другой чудотворцы пробуют остановить вращение Земли. И так как Фодерингей в силу своего невежества забыл дать какие-то указания насчет предметов, находящихся на поверхности планеты, они — дома, деревья, люди — немедленно были сорваны с мест силой инерции, все рухнуло и полетело в тартарары. Пришлось срочно давать задний ход и обратным приказом восстанавливать статус-кво.
То же произошло и в повести Куприна. Но он не оставил без объяснений эпизод, который люди не могли бы не заметить. Для окружающих это был внезапно налетевший чудовищной силы ураган. Мало того — такой ураган действительно пронесся над Москвой и Московской областью в 1904 году. Так создается реальная атмосфера фантастического или даже сказочного действия, создается психологическая достоверность повествования.
А вот выводы, к которым приходят оба писателя, схожи. Никакого счастья их героям чудесный дар не принес. Наоборот, они сами, по собственной воле, даже радостно расстаются с чудесным даром. Никакие чудеса людям не нужны, и без них порядочный человек может сделать немало хорошего, пусть он всего лишь мелкая сошка. Именно таков Иван Степанович, выписанный Куприным с обычным для него мастерством. Тихий, скромный, добрый делопроизводитель, правда, вопреки литературной традиции, незабитый, неничтожный.
И в минуты своего возвышения, когда он обладает такой властью, как никто в мире, он остается добрым и порядочным. Даже у прислуживающего ему
И, НАКОНЕЦ, В ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПОЙДЕТ РЕЧЬ О НЕСКОЛЬКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ, обойти которые нельзя или не хочется, но которые вряд ли можно объединить под какой-то одной крышей. Единственное, что их связывает, — они относятся примерно к одному и тому же времени.
В 1907 году вышла книга Валерия Брюсова «Земная ось» — первый прозаический сборник тогда уже известного поэта. Среди прочего здесь напечатаны два-три фантастических рассказа и драматические сцены «Земля». В предисловии к «Земной оси» автор сам говорит о сильном влиянии на него многих писателей, в частности Эдгара По. Но наиболее интересная в его фантастике пьеса «Земля» по своему стилю, сценичности, мрачному и торжественному колориту скорее напоминает драмы Виктора Гюго, хотя они всегда были обращены в прошлое, тогда как Брюсов изображает далекое будущее. Человечество выродилось, оно живет в роскошных, но неуютных подземельях, с иссякающей водой, отгороженное от солнца, от голубого неба. Группа взбунтовавшейся молодежи решает привести в действие давно не работавшие механизмы и открыть крыши подземелий. Они рвутся к солнцу, не зная, что Земля давно лишилась воздуха, что они идут навстречу смерти.
В.Брюсов со свойственным ему максимализмом задумал изобразить самый последний акт мировой трагедии, так сказать, своеобразный «Последний день Помпеи».
Гибнут люди необычайно величественно и красиво. Их окружает пышный жреческий антураж, храмы, символы, секты… Даже в сценах разврата есть что-то от апофеоза.
Основная идея «Земли»: хотя и романтический, но безнадежный, и даже не безнадежный, а бессмысленный порыв к свободе — сразу вызывает в памяти рассказ В.Гаршина «Attalea princeps», в котором «гордая пальма» все рвалась, рвалась на волю и, пробив крышу оранжереи, тут же замерзла. В.Гаршин смотрел на революцию пессимистически и призывал молодежь воздерживаться от безумных, по его мнению, актов. Я не думаю, чтобы Брюсов хотел сказать то же самое. Наоборот, он стоял на «левацких» позициях, хотя бы в его известных «Грядущих гуннах», где он призывал к полному разрушению старой культуры, включая в эту культуру и самого себя. Все это говорит о не слишком большой стройности в мировоззрении Брюсова тех лет, об известной заданности его произведений.
Не проясняют дела и рассказы.
«Республика Южного Креста», как видно из самого названия, описывает утопическое, или, вернее, антиутопическое государство Южной полярной области, созданное крупным сталелитейным трестом, Это очень богатая страна с роскошным главным городом Звездным, расположенным на самом полюсе. Но при всех благах жизнь горожан подчинена жестокой регламентации. Все запрограммировано — дома, пища, платье, печать. Постоянно действует «комендантский час», не прекращается подавление недовольных. Начавшаяся эпидемия губит процветающую страну. «С поразительной быстротой обнаружилось во всех падение нравственного чувства».
Люди забыли все правила приличия, растеряли остатки совести и предались оргиям и насилиям.
Можно предположить, что идея рассказа — антибуржуазная, антитоталитаристская, как бы мы сейчас сказали.
Но рядом помещен рассказ «Последние мученики», где автор вдруг начинает поэтизировать контрреволюционные силы. В дни мировой революции в храме заперлись члены некой могущественной секты, сделавшей объектом своего поклонения эротическую страсть. К секте принадлежат избранные люди гибнущего общества — поэты и художники. Трудно сказать, на чьей стороне автор, то ли на стороне этих «последних мучеников», которые гордо решают погибнуть под пулями в момент своей последней литургии, сплетаясь на мягких коврах в любовных объятиях, то ли на стороне революционеров, окруживших храм, которые не без оснований считают поведение этих избранных попросту развратным.