Фантастика 1982
Шрифт:
Крисито молча смотрел на вдавленные в мерзлую землю щепки. В голове его было пусто и гулко, словно она и не голова вовсе. Потом в ней появилась первая мысль: “Ты на то и человек, чтобы думать”.
Кто-то положил руку ему на плечо. Рядом стоял Харикава.
– Я готов!
– сказал он.
– Будем биться!
Оиси скользнул взглядом по стоптанным соломенным варадзи [Варадзи - обувь для дальних путешествий.] на ногах старого самурая, по одежде с прилипшим к ней снежным крошевом, по иззубренному в поединках с разбойниками мечу в костлявых пальцах, по усталому, решительному лицу его, и выше: по небу,
– Скажите, сэнсэй, как звали вашу дочь?
СЕРГЕЙ СМИРНОВ ЛЕСНИК
Нельзя идти в лес в плохом настроении.
Эту истину Троишин усвоил давно, лет пятнадцать назад, когда еще был “профессиональным горожанином”.
Лес - сложнейшая система биополей - чутко следит за каждым шагом пришельца. Если тот в бодром расположении духа, все в порядке: пришел друг, с миром, добротой, сочувствием. И лес встретит его как своего. Конечно, он не сделает гостя счастливым на всю жизнь: зато еще долго после прогулки тот не станет злиться и волноваться по всяким досадным пустякам, как случилось бы, не пойди он по грибы или просто подышать свежим воздухом. Но если гостить в плохом настроении - лесу будет больно. Он отпрянет поначалу, но затем, чтобы защититься, начнет осторожно обхаживать человека, вытянет из него, как промокашка чернильное пятно, все недовольство и неприветливость, наверняка успокоит - но сам поплатится: где-то не прорастет желудь, не выведется птенец в гнезде, засохнет веткаБыстрые шаги пронеслись вверх по крыльцу. Кто-то решительно толкнулся в дверь, на миг замер, соскочил вниз… И вот, обежав террасу, торопливо, взволнованно застучал по стеклу ладонью.
– Геннадий Андреевич! Проснитесь, пожалуйста!
Троишин отбросил одеяло, босиком подскочил к занавескам.
Утренний избяной холод сразу разбудил его и встревожил еще сильнее, чем перепуганный голос за окном.
– Что такое?
На Варе лица не было.
– Геннадий Андреевич! Скорее поедемте!
– Варя дышала с надрывом - видно, бегом прибежала за лесником.
– Такая беда! Они всех убили… Скорее, пожалуйста…
Холод от половиц вдруг разом поднялся по ногам и колко прокатился по спине, как порыв зимнего сквозняка.
Троишин кинулся одеваться - с трудом щелкнул поржавевшими застежками старых подтяжек, без портянок натянул сапоги, набросил на голое тело ватник.
За стеной слышались громкие всхлипывания - Варя, дожидаясь его, плакала.
…После трехдневного обложного дождя, притихшего за ночь, в воздухе клубилась сыпкая морось. Дорогу развезло, грязь блестела гладкими водянистыми комками, в колеях стояла мутная вода.
Машину мотало по сторонам, и удерживали ее на дороге только глубоко разбитые колеи - березовые стволы у обочин при каждом рывке колес обдавало жидкой слякотью.
Троишин вспомнил про время - глянул на часы: почти семь утра, а показалось, что дело к вечеру и уже целый день прожит в тягостном ожидании беды.
Варя от резкой качки немного успокоилась, только держала пальцы у губ и покусывала краешек платка. Троишин ни о чем не говорил, не спрашивал ее, чтобы не расстроить девушку до плача. Однако на подъезде к лосиной ферме Варя вновь стала
Уже издали от фермы веяло, как от зачумленного жилища, - потемневшие от сырости деревянные строения и ограды стояли в зыбкой, удушливой дымке.
Выскочив с затопленной дороги, “газик” остановился у ворот.
Придерживаясь за дверцу, чтобы не поскользнуться при выходе, Троишин ступил на землю. Первое, что бросилось ему в глаза, - свежие, вызывающе угловатые следы покрышек тяжелого грузовика; они вели по прямой от ворот через смятый кустарник по просеке, к болоту. А сразу за воротами, у бревенчатой ограды, на земле лежали два мертвых лося, оба с пробитыми шеями. Головы животных окружали темно-бурые пятна, здесь трава и обрывки сена слепились в грязные пучки.
Огромные туши казались странно плоскими, усохшими, словно частью погрузились во влажную мягкую землю. Троишину стало мерзко, он отвел взгляд.
– Двух старых бросили… А остальных увезли… Чуть меня не застрелили… Заперли в избе и сказали: если высунусь, убьют… А потом я через окно вылезла - и к вам… Еле добежала… Господи, они же к людям привыкли… Морды тянули, думали, угостят… А эти в упор били… Геннадий Андреевич, слышите?
Варя еле мoгла стоять - прильнула к Троишину, едва не повисла на ватнике, ее трясло крупной дрожью.
– Варя, Варя… - Троишин обнял девушку за голову.
– Я понимаю, Варя.
И вдруг сам себе стал омерзителен - тряпка, муха, сонная.
– Варя!
– крикнул он так, что по горлу резануло.
– Ты вызвала милицию? Рация, Варя! Где?
Девушка сразу притихла, подняла испуганное лицо - щеки влажные, веки опухли.
– Они ее разбили, - проговорила тихо.
– Идиот, - со стоном обругал себя Троишин.
– Какая у них машина?…
– Большая… Самосвал, кажется… Ой, Геннадий Андреевич! Их же трое. С ружьями.
– Глаза Вари осветились новой тревогой, за него.
– Номер запомнила?
– Что вы, Геннадий Андреевич… Какой там номер…
“Газик” выскочил на край болота и замер.
Здесь они повернули направо, к развилке… Можно бы сразу ио просеке, но побоялись. И сделали ошибку. Крутануть крюк вокруг боэгота, чтобы выйти на шоссе, - часа три. На тяжелом грузовике, да еше с грузом.
– и побольше того. Значит, можно догнать еще в лесу… Лес - это единственная надежда. Выручай, лес.
Через полчаса “газик” пристроился как хвост к тяжелому КрАЗу - тот грузно катил по дороге, разделявшей участки двух лесничеств, и поднимал в воздух фонтаны грязи, так что следом за ним путь оставался отчасти укатанным и незатопленным.
Троишин быстро заметил - КрАЗ прибавил ходу, даже стал задевать краями бортов стволы деревьев, срывая кору и ветви. Перед Троишиным на дорогу сыпались листья и древесные обломки. Троишин держался позади метрах в сорока, чтобы не забрызгали ему грязью ветровое стекло и чтобы не оказаться застигнутым врасплох, если КрАЗ неожиданно тормознет.
Погоня развивалась медлительно. Минут двадцать колесили по лесу, потом выехали на шоссе.
Троишин вновь разозлился на себя: теперь за то, что, по сути, ничего не сможет с браконьерами сделать. У них и КрАЗ и ружья. Варя была права… Ну догонит, а дальше что? Что придумать? А потом лес кончится и тогда - все. Конец.