Фантастика 1985
Шрифт:
“Нет, нельзя этого допустить, - мысленно закричала Наташа, - нельзя! Мы же люди! Уж лучше… Лучше самим…” И тут же возбужденное воображение нарисовало новую картину. Наташа представила салон дисколета с едва Мерцающим освещением и Стаса, Чекарса, без сил лежащих на полу и судорожно ловящих бескровными губами застоялый, затхлый воздух… Наташа сама вдруг почувствовала приступ удушья, повернула регулятор кондиционера. В каюту хлынул поток свежего, прохладного и вкусного, как родниковая вода, воздуха.
И сразу стало легче.
Наташа ошибалась, предположив, что Кирсанов сидит и “заводит” себя в библиотеке. Не было его и в каюте у Чекарса.
Пилот и эколог разговаривали в рубке. И если б Наташа заглянула в этот момент к ним, она была бы удивлена спокойному, деловитому тону их беседы.
– Ты же знаешь, Боб, почти все верят в существование разумной жизни на других планетах, но пока разума ни на одной из известных планет не обнаружили. А теоретически… Чего-чего, а теорий хватает. К примеру, есть гипотеза, что при наличии определенной стабильности окружающей среды какиелибо из форм органической жизни рано или поздно обязательно достигнут стадии интеллекта. Но тут снова проблема, что считать интеллектом?
О критериях разума существует много спорных точек зрения. Одни философы считают, что разум - это умение трансформировать окружающую среду в собственных интересах, например, добывать полезные ископаемые или строить города.
Другие им на это возражают, не ставят качественной границы между Человеком Разумным и существами, разумом явно не обладающими: бактерии-металлофаги куда раньше людей начали добывать из почвы и морской воды чистые металлы, а обладатель прекрасно развитых конечностей - осьминог - живет в собственно, так сказать, построенных поселениях. Интеллект, утверждают они, проявляется прежде всего в употреблении обширного числа речевых символов, способности к абстрактному мышлению и анализу, умении решать математические задачи. Многие в интеллекте видят способность понимать и контролировать взаимосвязи.
– Однако единой системы нет. Наверное, все-таки невозможно провести четкую линию между разумом и неразумом. И судить, что отнести по эту сторону, а что по ту…
– Вот видишь: судить невозможно, а мы судим. Каждый день судим, каждую минуту, на каждом шагу уничтожая какую-то органическую жизнь - бактерии, насекомых, скот, баобаба. А вдруг и он в самом деле разумен? Или есть гарантия, что нет?
– Абсолютно, стопроцентной гарантии дать невозможно, Боб, - покачал головой Кирсанов.
– Существует определенная вероятность, что этот баобаб окажется как-то по-своему разумен. Но с позиции всего человеческого опыта вероятность подобная ничтожна.
– И потому сбрасывается со счетов?
– Сбрасывается. Органическая жизнь зиждется на движении из одной формы в другую. Иначе не было бы эволюции.
– Так уж бы и не было?
– усомнился в категоричности последнего утверждения Чскарс.
– Скорее всего не было бы, - поправился Стае.
– Я все лее считаю, что разумная жизнь должна уметь влиять на окружающую среду для достижения отдаленных, несиюминутных целей. А значит, при необходимости и видоизменять гетерогенную органику.
– Убедил, убедил. Границ нет, но человек единственное явно разумное существо и потому имеет право другие существа “при необходимости видоизменять”. Так что же нам мешает “видоизменить” горстку кораллов? Или раз тебе показалось, что они тоже умеют воздействовать на среду, их можно уже считать на нашей половине?
– Ты же сам спросил меня про теорию, Боб, теоретически колония коралловых полипов могла эволюционировать до образования интеллекта,- как любое другое живое существо. Тем более на незнакомой нам планете.
– Не вижу последовательности, Стае. Кораллы воздействуют на тебя, на угрожающую тебе барракуду - и ты предполагаешь в них разум и готов поступиться ради них жизнью. Но вот на тебя пытается воздействовать барракуда - и ты объявляешь ее хищником и палишь из станнера, чтобы убить ее. Где логика?
– Я человек, Роберт, и сужу человеческими мерками. Когда на тебя мчатся с разинутой пастью, трудно в этом усмотреть попытку к Контакту. Скорее всего это обычные действия крупной хищной рыбы, типичные для любой открытой экосистемы, где идет борьба за выживание. А вот кораллы проявили себя нетипично.
– Перечисли эти нетипичные проявления, если тебе нетрудно.
– Фактов немного, - сказал Стае.
– Первое. Ночью, в белом свете, кораллы дают необыкновенный спектр, в котором может заключаться информация. Второй факт. Вчера, когда я хотел отломить коралловую ветвь - не нечаянно, как во время ходьбы по дну, а специально, - то мне на мгновение сковало руку, словно кто-то невидимый пытался попросить не делать ему больно. И в-третьих, эпизод с барракудой. Она была блокирована при таких обстоятельствах, что я усматриваю в этом лишь одну цель: дать нам с Наташей уйти…
– Все? Фактов больше нет?
– Все.
– Хорошо. Теперь давай я их объясню по-своему. Начнем со свечения. Не мне тебе рассказывать, сколько в природе люминесцирующих животных. Какими только цветами они не светятся: кто белым, кто желтым, кто багрово-красным. А на твоем Анторге - разве не переливается всеми цветами радуги анторгская утка?
– Только в инфракрасной подсветке, - заметил Стае.
– Ну и что? А прожектор - разве не подсветка? Причем не забудь, что мы в океане, где особенно много всяких “хамелеонов”: осьминоги, камбалы, креветки… Пойдем дальше, насчет “скованной” руки. Ты сам говорил, что руку тебе могло свести просто от усталости. Могло ведь?
– Могло.
– Вот видишь. И последнее. Вовсе не обязательно, что барракуду кто-то держал, не пускал к вам. Почему бы не предположить, что на нее так странно подействовал станнер?
– Я расшифровал кое-что из записей на лабораторном компьютере, Боб, - возразил эколог.
– Эта барракуда действительно невосприимчива. У нее целых четыре моторно-двигательных центра, дублирующих друг друга: невероятный запас жизнестойкости. Дать импульс, способный перекрыть диапазон всех четырех центров, наша стан-игла не может. В лучшем случае парализуются два, но барракуда этого даже не почувствует.