Фантастика 1988-1989
Шрифт:
— Что это такое?
— Плазма — это смесь ионов и свободных электронов, позитронов и многочисленных ядерных частиц — протонов, нейтронов, п-мезонов, м-мезонов, жестких гамма-лучей и осколков ядер… Тот поток частиц, что ныне мчится в циклотронах, фазитронах, линейных ускорителях со скоростью, близкой к скорости света.
— Но ведь плазма недоступна непосредственному созерцанию?
— В ядерной физике все недоступно нашему созерцанию. А вот нашему профессору, уже не помню, как его звать, — Ахиезеру, пришла идея рассчитать колебания замкнутой плазмы, несвободные. Он и выделил меня.
— И вы, естественно, пошли к циклотрону.
— Вы угадали. Я выписал специальный пропуск и сел к циклотрону, присел в уголке, где циклотронщики возятся со своими разными мишенями, и расспрашиваю их. Высиживаю столько, сколько они работают, и ухожу в библиотеку заниматься.
— Простите, вы сидели возле настоящего циклотрона?
— Кто же возле него сидит! Он за метровыми бетонно-свинцовыми стенами-блоками, а я сижу там, где выходит пучок. И наблюдаю. Неделю… вторую… Думаю: «Откуда берется, что нам невидимо, никогда не может быть видимо?» Инжектор впрыскивает в циклотрон пучок всяких частиц. В трубе циклотрона они разгоняются, фокусируются магнитным полем. Получились протоны. Вот и полученными протонами бомбардируются мишени… Мишени помещаются возле счетчиков Гейгера. Подсчитываются частицы. А точнее, то, на что разваливаются ядра.
Досиделся до полного отупения. Прохожу мимо другой лаборатории. Там электронные трубки. Студенты третьего курса учатся. Я хвать рукой по экрану — изображение долой. Подхожу к одному студенту: у него на электронно-лучевой трубке проявлены и вьются фигуры Лиссажу. Студент смотрит вдохновенно. Я выставил ладонь между лицом студента и его электронной трубкой.
— Что видишь? — спрашиваю.
— Ничего… — не соображает.
— Чего у тебя электронный пучок показывает? — спрашиваю еще.
— Ф-ф-игуры Лиссажу.
— Да посмотри ты лучше!
— Ничего.
Я убираю руку, говорю: «Вот твои фигуры!» А на экране черт знает что. Все смешалось, закрутилось, поплыло куда-то. Студент как завопит:
— Ты что делаешь! Братцы, что он творит! Вы поглядите! Смазал фигуры…
Я пошел на выход. Только слышу: «Вот это рука!»
И стали с подозрением ко мне относиться и циклотронщики: «Вот почему с приходом его у нас эксперименты не получаются!» — Какую вы руку приближали к экрану?
— Правую. Ладонь. Не думайте… Я просто снял или, если хотите, сорвал статическое электрическое поле. Оно образуется на внешней поверхности экрана. Мысленно я забрал трубку с собой в библиотеку. Ничего не поделаешь. Со мною случилось какое-то стрессовое состояние. Я ничего не понимал.
На следующий день я попал в лабораторию. И поскольку лаборант уже знал «о вчерашнем представлении», он взглянул на меня как-то по-особенному. Он спросил: «Зачем пришел? Потренироваться?» Я сказал: «Прибыл за электронно-лучевой трубкой». — «Тебе необходим осциллограф?» — «Нет. Меня устроит только трубка». Лаборант удивился: «Одна? Без всякого шахеру-махеру?» — «Одна». — «Это можно».
Спросил: «На что тебе трубка?» — «Не знаю, но трубка нужна».
Получив трубку, я сгреб ее обеими руками. Сердце запело. Так, с трубкой, ввалился я в библиотеку.
— Что вы тащите?
— Обыкновенная трубка.
— С трубкой нельзя, проход запрещен.
— Но вы же видите, это не фотокамера.
— Говорят, нельзя входить, значит, нельзя!
— В библиотеке мой друг, Василий Бахрушин, так вот я ему принес… — пошел я на хитрость.
Вахтерша подумала-подумала и пропустила.
Я взбежал наверх, ворвался в зал и к Мише Затучному. Сидя с ним, шепотом поведал о происшествии. В доказательство я поднял трубку над столом. Мишка осмотрел. Осмотрел, но ничего не подсказал. А Мишу я считал гением.
ЭЛЕКТРОННО-ЛУЧЕВАЯ ТРУБКА
Я потому пускаюсь на такое преувеличение, что к Мише всегда можно было обратиться с любым вопросом, заставить его раздумывать и отвечать на любой вопрос, кроме вопросов по моей специальности. Он занимался различными проблемами, волновавшими нас в то время. Я увидел перед ним гору книг, журналов. Все они так или иначе касались происхождения Земли, Луны, других планет Солнечной системы. Увидел и литературу про Фаэтон. Книги были с иллюстрациями. В них наша Земля была утрамбована слоями: каждый тяжелее предыдущего. В центре Земли покоилось железное ядро.
Между книгами лежали исчерканные формулами-расчетами кипы листов белой форматной бумаги. Миша уже работал месяца четыре. У него эта работа уже вызвала отупение. Едва выслушав меня, он принялся вновь считать.
— Боже мой, что это ты делаешь?
Он оторвался от вычисления.
— Ты слышал о планете Фаэтон и о гипотезе Г.В.Ольберса? Чтобы объяснить себе орбиты комет и астероидов, он на расстоянии 2,8 астрономических единицы ввел планету, которая развалилась. Я же считаю эту планету из льда с примесью гранита, гнейса. Также учитываю тот факт, что сначала было три крупных планеты — Фаэтон, Юпитер, Сатурн.
— А Меркурий, Венера, наконец, Земля с Луной?
— Меркурий и Луна были спутниками. Кроме того, и Земля и Венера с Марсом были спутниками. Все это вращалось вокруг друг друга. Вот посмотри на этот рисунок, какой была планета Фаэтон.
И Миша показал мне два листа бумаги, на которых были вычерчены орбиты Фаэтона, восьми спутников вокруг него, а около них вращались еще спутники.
— Такая система была несогласованной, она просто распалась.
— Но что такое первичные спутники? У тебя три… А где остальные пять?
— Это я не знаю. Может быть, часть спутников типа Земля—Венера—Марс прибрал к себе Юпитер. Может быть, Сатурн сформировал свое кольцо и добавил кое-какие спутники Фаэтона.
— А Уран с Нептуном и Плутоном?
— Возможно, Уран был ядром планеты Фаэтон. А Нептун с Плутоном — это спутники. Чтобы стать рядовой звездой, Солнце должно претерпеть три взрыва. Становясь все меньше и меньше, оставляя за собой огненные шары. Шары тоже, в свою очередь, взрывались, делаясь планетами, спутниками, спутниками спутников.