Фантастика 2008
Шрифт:
Маллон услышал возбужденный гомон из-за крепостной стены — скоро начнется штурм. Он поднял лук и одну за другой выпустил все стрелы — с лёгким пением они перелетали через главные ворота и, возможно, находили цель по ту сторону.
Потом, отбросив лук и поправив смотанную у пояса веревку, Маллон подошел к Стене, разулся, убрал в заплечный мешок мягкие сапоги телячьей кожи. Нащупал босыми пальцами удобный уступ, подтянулся на руках, переступил, огляделся, сдвинулся в сторону, подтянулся…
Он вырос в горной стране, и страха высоты не было. Он вырос воином, а
Там, внизу, резвые и быстрые воины с закругленными саблями один за другим взбирались на крепостную стену. Еще чуть-чуть — и ворота крепости распахнулись, впуская гарцующего на коне раджу. Нет, Андрагупта, то ли конь у тебя не тот, то ли… Маллон вспомнил тяжелую поступь Буцефала, его могучие вздымающиеся бока, огромные черные глаза…
Первая стрела чиркнула о камень где-то недалеко. Еще и еще одна, но все время ниже, чем полз Маллон. Через несколько минут он выбрался на достаточно широкий — в ладонь — уступ, где можно было спокойно постоять, давая остыть перенапряженным пальцам и икрам.
Чирк… чирк… Стрелы как хворостинки бились о скалу — совсем ненамного, но ниже уступа, Маллон вдруг ни с того ни с сего рассмеялся и снова полез вверх.
Первый узелок, похожий на можжевеловую шишку, означал «еще не поздно» или «еще можно». Почти твоё имя, сказала Сати. Ведь «маллон» означает «возможно», или я ошибаюсь? Какой же у нее красивый голос.
Ему попадались на пути вбитые в трещины железные штыри, и Маллон благодарил тех, кто облегчил ему путь.
Второй узелок — как змея, и кажется очень крепким. Но стоит потянуть чуть сильнее, как расплетается без следа. Он означает «всё» — видимо, чтобы люди не забывали, как быстро всё превращается в ничто.
А последний узел — будто сжатый кулак. «Изменить», «исправить», «поменять», «решиться» — много разных смыслов, но все в одном: только твоя воля способна вызвать действие.
Еще не поздно всё исправить, Маллон… Он усмехнулся, вспомнив, как обреченность в глазах рабов сменялась осторожной, недоверчивой радостью. Он вспомнил, как Сати впервые за десять лет по-настоящему улыбнулась. Вот только какой же
скользкий выступ…
Пальцы левой ноги не нашли опоры, и Маллон повис па руках. Правая нога стояла надежно, но очень, очень в стороне. Он почувствовал, как липкая капелька пота скользит по брови, скуле и капает с подбородка вниз.
— Здравствуй, хозяин, — раздался голос откуда-то сверху. Надтреснутый голос старого человека. Маллон поднял голову.
Акура почти как ящерица висел прямо над ним. В свободной руке старик сжимал острый камень. Они одновременно посмотрели на пальцы Маллона. Где-то в вышине тревожно закричала птица.
Маллон чувствовал, как его оставляют силы, но не собирался сдаваться. Воины погибают в бою, от руки врага. Старик подполз чуть ближе и пристально посмотрел Маллону в глаза.
Время замедлилось, замерло, застыло.
А потом Акура отбросил камень в сторону:
— По одному мгновению — за каждый год нашего рабства. Теперь мы квиты.
Неторопливо
— Пойдем, эллин. Сати ждала тебя слишком долго, так что поторопись.
Среди лесистых холмов, полных плодов и дичи, возвышается голая каменная пластина. На поверхности чёрного как ночь камня кое-где проступают блестящие прожилки — это золото, которое никогда не попадет в жадные человеческие руки.
Люди обживают мир внизу. У них простые радости и самые разные печали. Они стремятся продлить свой род и поэтому так легко обрывают чужой.
А здесь, на едва заметном уступе, на топоре неведомого северного бога сидят, свесив вниз босые ноги, трое. Седой старик, его дочь и воин из далекой западной страны. И пусть будет так, пока солнце встает на востоке и садится на западе, огибая чёрную Стену по тверди небосвода.
Александр Сивинских
ФАКТОР МАССЫ
Проклятый телефонный звонок практически снял меня с бабы. Я в первый момент даже струхнул. Представилось мне, что звонок — дверной и означает: Инкин мужик нагрянул, капитан Сутормин. Дежурство по части, конечно, штука серьёзная. В ДОС, посмотреть, как там твоя благоверная почивает, просто так не сбежишь. Но кто его знает, вдруг влюблённое сердце сбой дало, погнало из дежурки вопреки Уставу. Именно так, с прописной, потому что Сутормин иначе мир не видит. Здесь Устав, здесь отсутствие Устава. Где он есть — хорошо, где нет — нужно поскорее ввести.
Между прочим, сам я на сердечные толчки внимание обязательно обращаю, потому что знаю — спроста они не случаются. Однако, как я уже сказал, это был телефон. Мобила.
Моя.
Инка обвила меня ногами и руками, зашептала горячо, не бери, Кириллушка, плюнь, идут они все суходолом. Только трубу я всё-таки взял. Мало ли.
Оказалось, не мало.
Звонил как раз Сутормин. Но не для того, чтоб узнать, сладко ли меня его жёнушка ласкает и не нужно ли добавить жару нашим объятиям. Из табельного пистолетика, х-хэ. А для того чтоб скомандовать: тревога, старший лейтенант. Ноги в руки и дуй живо в расположение роты. Тебя тут ждут. И послышалось в его тоне что-то такое, что я не стал ворчать, не остался даже добить последний пистончик с кошкой ненасытной Инночкой, а живо взял ноги в руки и — дунул.
От домов офицерского состава до казармы разведроты, где я командиром второго взвода (а капитан Сутормин ротным), расстояние километра три. Половина по гражданке, половина по территории полка. До КПП я шёл быстрым шагом, после рванул рысцой.
Возле казармы меня уже ждал дежурный по роте, сержант Комаров. Морда у него была абсолютно дикая, руки тряслись. И сигарета во рту тоже подрагивала. Представив, как Сутормин мог обойтись с ним, застукав дрыхнущим на дежурстве, я даже слегка пожалел парня. Хоть и не за что — если он в самом деле массу давил.