Фантастика-2009
Шрифт:
– Что странно? – спросила Зоя Платоновна.
– Я бы и не запомнила. Даже с моей памятью. Мало ли кто уезжает и приезжает – у нас десять домов, а сейчас и еще больше. И прожили они не то чтобы долго. Года два-три, не больше. Я ее замечала за красоту, а его и не замечала, а когда с паспортами пришел выписываться, я вгляделась, потому что странно мне стало, чего такой колобок такую кралю охмурил.
– Вот я ей и говорила, – вставила бабушка Люба, – чего ты в нем нашла? А она мне: убежала бы, да не пускает. Он меня живой не выпустит.
– А впечатления не производил, – ответила тетя Соня. – Впечатление
– Нет, не производил, – сказала бабушка Люба. – Но по сравнению с нашей жизнью очень даже не бедный. Я когда рассказывала, некоторые Верке очень завидовали.
– Я бы не завидовала...
– Так что же вам странным показалось? – спросила снова Зоя Платоновна.
– Еще бы не странное – кто же из Москвы добровольно в сорок восьмом уезжал – квартиру отдавал, все бросал и уезжал?
– Так он не поменялся?
– Нет, сказал мне, что уезжает климат искать для своей супруги. Там, говорит, найдет, что купить. Дачу, говорит, продал. Дача у него была, понимаешь? Под Москвой. Продал он ее, а квартиру просто отдал. Выписался и пошел куда глаза глядят.
– А ее вы не видали? – спросила Зоя Платоновна.
– Ее не видала. Может, она раньше уехала. Он – как вещи на машину загрузил, ночью грузился, немного вещей было, я что-то у окна стояла, воздухом дышала, вот и увидала.
Зоя Платоновна подумала, что стояла тетя Соня у окна не случайно. Ее и тогда грызло любопытство.
– Он один уезжал?
– Говорю же, наверное, она раньше его уехала. А может, он мне сам так сказал, что она раньше уехала, не помню я...
– И не сказал, в какой город? Ведь если вещи вывозил в машине, вернее всего уже знал, куда едет.
– Может, и сказал... может, и сказал.
Но тетя Соня не вспомнила, в какой город уехали Спесивцевы.
Когда они с бабушкой Любой вернулись домой, Зоя Платоновна хотела было продолжать поиски – она любила сам процесс поисков, будь то забытая цитата или старинное преступление, вычитанное у историка Соловьева, она любила ясность, а ясность подразумевает результат поисков.
Но бабушка Люба вдруг скисла.
– Нет ее, – сказала она твердо. – Сердце мое уверено, что нету. Умерла. Или он ее загубил, или сама умерла. Только никогда у нее не было такого со здоровьем, чтобы на юг уехать. Неужели за год, как я ее не видела... бывает?
– Бывает, – возразила Зоя Платоновна. – Все-таки мы можем обратиться в милицию, там же есть бюро по розыску.
– Нет, – сказала бабушка Люба твердо. – Если она живая, то должна мне написать – я-то свой адрес не меняла. Не написала, значит, нет ее. Или не хочет. Так что я домой поехала. Спасибо за все, Зоя, буду ждать. Приедешь? У нас молочко хорошее, как сливки. Грибочки, земляника... Хотя в остальном, после всяких поганых реформ, у нас уже нет прежней сытости.
И бабушка Люба уехала, оставив Зою Платоновну в неприятном ощущении недоделанного дела, повисшей тайны, которая, может, и не тайна вовсе.
А дня через два встретилась на улице тетя Соня и сказала:
– В Ялту они уехали. Так он и сказал, в Ялту. Только, может, соврал.
– Спасибо, – сказала Зоя Платоновна. – А та бабушка уже уехала.
– Ты ей напиши.
Зоя Платоновна написала, но ответа не получила.
3
В Ялте Зоя Платоновна оказалась следующей весной, в конце апреля. Не хотела ехать, была занята, да и какое ей дело до того, что редактору понадобились позарез фотографии с новыми крымскими видами – землянками аборигенов, сдавших на лето квартиры приезжим, а заодно и с видами коттеджей новых вельмож «Незалежной»? Нет, уговорили, воспользовались добротой и податливостью. И ее собственным желанием еще разок поглядеть, как цветут глицинии на крутых улочках, как утренние прохладные облака сползают с Ай-Петри, ее воспоминанием молодости о горячем шепоте, который доносится со скамеек под платанами.
В Ялте было свежо, спокойно, относительно малолюдно, море еще раскачивалось, успокаиваясь после зимних непогод. Зоя Платоновна, вместо того чтобы выполнять «командировочное» задание, с утра пошла к морю, а после наверх, в горы, снимала цветущие вишни и тучи над корявыми театральными соснами. На третий день она поняла, что отдохнуть ей бы необходимо, что она здесь оживает, отходит, пропитывается весенним солнцем и морским воздухом.
Возвращаясь из Никитского сада, сошла на автостанции, где скучно сияли иномарки «мафии» посредников между приезжими и владельцами ялтинских коек. Из симферопольского троллейбуса выходили немногочисленные еще гости города-курорта. «Агенты» потянулись к ним, обступая тех, кто посолиднее, желательно бездетные парочки. Так что на маленькую смуглую бабушку с чемоданчиком никто не обратил внимания. А Зоя прямо замерла от удивления. Это была бабушка Люба. Надо же, встретить ее здесь, под этим ласковым солнцем. А впрочем, почему бабушке Любе не приехать в Ялту? Нет, это невероятно. Если бы бабушка и приехала, то в дом отдыха, организованно, с путевкой за пазухой... Что могло быть лишь лет семь назад. Зоя подошла к бабушке и сказала:
– Любовь Семеновна, какими судьбами?
Бабушка оглянулась, и Зоя сразу поняла, что обозналась. Просто похожая бабушка. Даже странно, что спутала. Может, где-то в глубине сознания все еще сидит эта смешная деловитая старушка, которая через сорок лет решила разыскать сестру, да махнула рукой и смирилась с тем, что сестры давно уж нет на свете. И почему именно здесь это сходство так встревожило? Господи, конечно же, Спесивцевы в сорок восьмом уехали в Ялту лечить Веру от болезней, которых, как уверяла Любовь Семеновна, у Веры отродясь не было.
В Ялту... В Ялту.
А справочное бюро было тут же, на автостанции. Все это совершенно не касалось Зои Платоновны, но она понимала – потом всю жизнь будет корить себя, что не подошла к этой будке, оклеенной объявлениями, и не задала простого вопроса – где проживают Спесивцевы? Иван Макарович и Вера Семеновна, приблизительно 1907 и 1925 года рождения.
Зоя Платоновна подошла к справочному бюро.
Никакой надежды на то, что Спесивцев сказал тете Соне правду, никакой надежды на то, что эти люди, даже приехав в Ялту, остались здесь жить, конечно, не было.