"Фантастика 2023-111", Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
От улыбки главы клана Сангрес кожа посла приобрела серый оттенок. Даже семилетняя жизнь в постапокалиптическом мире не приучила этого француза держать себя в руках и контролировать страх.
Старейшина поднялся из кресла, несколько раз обмерил просторный холл шагами, затем отвернулся к большому панорамному окну, заменяющему собою внешнюю стену пентхауса. С высоты небоскреба, ранее принадлежавшего компании с названием КатэкУголь, Старейшина окинул взглядом привычную картину хмурого Красноярска, разрушенного, покинутого людьми, покинутого жизнью. Когда-нибудь этот город будет восстановлен, по улицам и проспектам в феерическом свете витрин и рекламных вывесок вновь зашумят автомобили, по вымощенным брусчаткой тротуарам пойдут люди, в парках зазвучат веселые и беззаботные детские голоса. Когда-нибудь…
Все вернется на круги своя…
Посол де Круа смотрел на широкую спину Старейшины и не мог совладать со страхом. Конечно, ему многое приходилось видеть, подобных этому Сергею он уже встречал. Даже убивал я их самолично, бес бы их всех… О, дева Мария, если ОН узнает, что я пристрелил нескольких его легионеров еще там, во Франции, он меня убьет… Но он встречал только лишь ПОДОБНЫХ Старейшине, гораздо более слабых бойцов. Зато о главе клана, единственного ныне существующего клана был изрядно наслышан. И все те слухи заставляли волосы на спине и голове приходить в движение от страха. Вот ты и повидался с ним, с легендарным и ужасным… Посол заметил оружие Старейшины, едва тот вошел в апартаменты. Впрочем, Старейшина нисколько не скрывал его от глаз француза. Два пистолета, пристегнутые к ремню (похоже, «Беретты» в полицейском исполнении), Старейшина носил скорее по привычке, чем по нужде. Ведь основное, главное и чрезвычайно грозное его оружие покоилось в прочных черных ножнах (говорят, из человеческой кожи) на левом бедре.
Меч. Боевой меч, какой может принадлежать только ангелу.
Пауль де Круа впал в мелкую дрожь, едва лишь заметил, что Старейшина, стоящий так близко к оконному стеклу, не отражается в нем. Нисколько. Хотя должен бы… Ведь после Слияния вампиры обрели способность отражаться в зеркалах. Странно это, но… факт. Некоторые считают, что вампиры утратили часть своих сил, потому отражение вернулось к ним. Если так, то демон-Суховеев своих сил ничуть не растратил…
Старейшина продолжал смотреть на город. Он помнил картину, открывающуюся из окон пентхауса, до мелочей, и сейчас глаза его были направлены в пустоту. Или, как сказали бы иные авторы, в самого себя, в воспоминания, глубокие и не очень.
Воспоминаний у Старейшины было много. Ведь он прожил не одну даже жизнь, а несколько. Как Логан, он часто страдал раздвоением личности, ведь вмещал в своем теле две сущности, две судьбы.
Когда-то он был простым человеком, ничего не знавшим о тайном мире демонов и ангелом. Его звали Сергеем Суховеевым.
И когда-то он был архангелом, вкусившим крови генерала гарнизона Икстриллиума Люцифера. И его стали звать Познавшим Кровь.
Он был человеком, но стал вампиром. Он был ангелом, но стал демоном. И сейчас он, демон великой силы, падший ангел, глава единственного клана вампиров, вспоминал свое прошлое в очередной раз. И в очередной раз содрогался от найденных в катакомбах памяти картин.
Решение же об Источнике Познавший Кровь принял уже давно.
ГЛАВА 27
Он вспоминал туман, что накатывал с моря волнами подобно воде. Кое-где его подвижные белесые щупальца уже коснулись кромки берега и жадно лизали холодные камни, обточенные волнами за миллионы лет в почти идеальные диски. Туман нес в себе холод и влагу, запах соленой воды и водорослей. При желании можно было различить и другие запахи: дизельного топлива, разложения, рыбы. У человека, опасно стоявшего на крыше замка, не было желания разбираться в букете идущего с моря бриза. Кожаный его плащ слегка колыхался, хмурые глаза на бледном, будто высеченном из мрамора лице пристально всматривались в туман, но были такими же туманными. Руки в черных кожаных перчатках были скрещены на груди. Какое-то время человек продолжал стоять в такой же позе, совершенно равнодушный ко всему кроме темных вод океана и наползающего на берег тумана. Затем, когда туман стал обволакивать скалу и стоящий на ней замок, человек сел, упершись спиной в кирпичную дымоходную трубу. Лязгнула амуниция.
Если начал сталкиваться с туманом чаще обычного — впереди что-то нехорошее… Туман не может быть предвестником радости и счастья. Нет, он несет предупреждение о грядущих лишениях и горе, о слезах и несчастье, что поселится в сердце, навсегда пустит там корни и умрет лишь тогда, когда умрешь ты сам. Природа, заботясь о своих чадах, наградила их великим маркером приближающегося несчастья — туманом.
Когда-то давно, миллион лет назад его вовлекли в сложную игру, сделали пешкой, к ужасу и недоумению игроков вдруг обернувшейся ферзем. Пешкой, внезапно вышедшей из-под контроля и затеявшей новую игру по собственным правилам. Хотя… правила, в конечном итоге, оказались не моими вовсе… Они сделали так, чтобы он обернулся в существо Тьмы, заставили его убивать людей и пить их кровь, заставили стать предателем и палачом. Но вместе с тем они открыли ему глаза: нет истинного Зла или истинного Добра, даже войны или противостояния как такового между ними нет и быть не может, как палка не может воевать сама с собой двумя своими концами, как день не может высказывать претензии ночи, а ночь — дню. Нет, светлые, темные — это одно и то же. Паразиты на теле человечества, реинкарнационные останки некогда живших людей, непостижимым образом воскресшие и объявившие себя особенными.
На собственном опыте Вампир убедился, как они могут вмешиваться в жизнь людей, коверкать ее, сминать подобно листу бумаги и выкидывать в мусорное ведро. Воспоминания убитых им вампиров разворачивали перед внутренним взором вовсе уж кошмарные картины расправ иных сущностей над людьми; Тьма не особенно церемонится, убирая со своего пути неугодных ей, но Свет использует те же самые средства. Даже теми же самыми руками: руками оборотней, вампиров и людей, верящих, что каждое их действие направлено на победу Света и Добра… Тьфу! Какая победа, какой Свет? О каком добре может рассуждать астер, посылающий на убийство волка или упыря? Обрекающий человека на смерть…
Туман уже полностью обволок замок. Стало холодно и тоскливо. Впрочем, Вампир не чувствовал холода, а тоска крепко въелась в его черную душу, слилась с ней в единое целое еще давно. Тоска преследует его с тех пор, как пришло разочарование в Свете, в Тьме и во всем, что относится к ним. Тоска без начала, тоска без конца, гнетущая и уничтожающая рудиментарную душу, остаток души. Напоминание о былой душе…
И Вампир твердо знал, что тоска не пройдет никогда. Отгремела война, самая разрушительная и беспощадная, но ее исход ничего не решил по-настоящему. Война не принесла той свободы, о которой все чаще приходили мысли. Война не смогла избавить мир ни от насилия, ни от подлости, ни от грязи, вместо того даже усугубит все это. Война настолько же бессмысленная, как любая другая, и неизбежная, как сменяющее само себя время. Война даже надежду — и ту дать не смогла, надежду в благополучный исход, ибо исход для живого существа может быть лишь один. Но жизнь никогда не стремится к нему, ведь этот исход — смерть.
Стал ли я истинным злом? Стал ли? Наверное, нет, ведь нет же зла как такового, правда? Я убивал, убивал много: людей, вампиров, волков, даже демонов и астеров. Но разве ж это зло? Это необходимость, жажда жизни и потребность удовлетворять естественные позывы души и тела. Это не зло. Это жизнь. У кого-то жизнь одна, у иного она другая. Кто-то рожден быть охотником и убивать, а кто-то — дичь. Кто-то питается растениями, а кто-то не может и дня прожить без мяса. Жизнь, река времени, предназначение…
Да, я убивал людей. Но еще больше смертей люди принесли сами себе. Корень добра и зла сидит не где-то, а там, в глубине души каждого человека. Каждый имеет право сам решить, что для него означают эти понятия. Каждый имеет право сам разделить все в мире по двум категориям. Каждый. Ведь вселенная не создана для чего-то или кого-то конкретного, в ней не заложены ни свет, ни тьма, ни сумрак, ни что-то там еще. Она одна на всех и для всех. Когда-то появились Актарсис и Яугон — хрен с ними. Но когда их обитатели выползли к людям со своими уставами, правилами и распорядками — вот тогда они и совершили ошибку, нарушив чуть ли не единственное бесспорное право души — право на свободу. Нельзя ограничивать душу ничем, никакими рамками, никакими уставами, ибо она чахнет и в конце концов гибнет, превратившись в ничто. Лишь полностью свободная душа может, вероятно, развиться до самого Создателя, стать равной богам и творцам миров. Только свободная душа может видеть свет во тьме, и к тому свету она должна стремиться постоянно и беспрепятственно. Препятствия сбивают ее с пути, закрывают правильное направление на свет, и движение становится неверным, а значит — к тьме. В никуда. Даже не в тупик, ибо из тупика можно вернуться.