"Фантастика 2023-119". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Закончив с трюмами, он вновь решил проверить каюты «кормовых гостей». И тут увиденное тоже поставило его в тупик. Одна каюта была вообще заколочена досками, а когда он сорвал их абордажным топориком, то не обнаружил в пыльном деревянном ящике с мутным грязным иллюминатором ровно ничего. Ничего, кроме аккуратно уложенного в выдолбленный из черного дерева гроб человеческого скелета. Скелет был уже старый и пожелтевший, а на лбу черепа были вырезаны иероглифы древнего Уаджета — их, говорят, умеют читать лишь в нескольких тайных сектах, что еще поклоняются истинным древним богам этой страны, уже скоро
Ар-Рагир нахмурился — этот корабль был буквально пропитан жуткими тайнами и смертью. Неудивительно, что именно его использовал для спасения своего слуги… тот, чье имя он не посмеет осквернить своими устами.
Первой мыслью чародея было выкинуть жуткого пассажира за борт, вслед за другими мертвецами, но потом он передумал, как бы хуже не было. Хамиран знает, что за чары творились над старым костяком, и какая кара обрушится на потревожившего останки.
Поэтому он закрыл дверь и обушком топора приколотил доски на место.
А напоследок подумал, что в прежние времена не отказался бы потолковать с капитаном корабля. Похоже, у них бы нашлось о чем побеседовать.
Другая каюта, видимо, была жилищем усохшей ведьмы (или кто она такая) и, может быть, еще кого-то.
Во всяком случае, если в предыдущей каюте давно ничего не было, то из этой, похоже, все было аккуратно вынесено. Лишь валялась на полу тонкая женская сорочка, разорванная почти пополам.
В третьей каюте обитал штурман, о чем свидетельствовала затейливо вырезанная на двери астролябия с изречением из Книги Провозвестника. Сура девятьсот семьдесят девятая, аят восемнадцатый.
Ар-Рагир, усмехнувшись, прочел ее вслух: «Море подобно исполинскому чудищу, что несет на спине своей скорлупки, наполненные копошащимися мошками».
Пожалуй, к судьбе тех, кто плыл на этом корабле, она подходит как нельзя лучше.
«Кисмет…» — изрек колдун и открыл дверь.
Ни лоций, ни карт в обиталище штурмана он не обнаружил. Не было ни судовых книг, ни записей, ни даже той самой астролябии. Увидев ящичек с инкрустацией в виде зубчатых колес и кругов, Ар-Рагир удивился — в таких хранили механические армилляры — изделия редкие и дорогие, разрешавшие вычислять курс по звездам без проблем. Увы, шкатулка оказалась пуста. Ладно, все едино он не умел с ним обращаться.
Обнаружились, правда, «звездные часы» — хитрая штука из нескольких вставленных друг в друга бронзовых колец с делениями и названиями светил. С ними Ар-Рагиру довелось работать, когда он учился астрологии. С их помощью, совмещая названия звезд с их положением на небосклоне, можно было определить истинное время — а моряки каким-то образом высчитывали долготу. Но и этого Ар-Рагир не умел. Еще нашелся небесный компас — деревянный круг с вращающейся стрелкой, на одном конце которого было черное стеклышко, а на другом с «солнечным камнем» — кристаллом кордиерита, позволявшим определять направление на светило в любой туман.
Вот им и придется, похоже, воспользоваться.
Следующие часы Ар-Рагир занимался навигацией.
С трудом, но маг сумел по памяти кое-как начертить карту Золотого залива.
Кое-как приладил на мостике прибор и определил стороны света по солнцу.
Даже ухитрился, кидая
И, прикинув направление движения корабля и соотнеся его с розой ветров, предположительным местоположением и курсом, Ар-Рагир определил, что если не переменится ветер, не собьет с курса шторм или не налетит его суденышко на неведомый риф… Одним словом, если судьба будет к нему милостива, приблизительно через две недели он должен пристать к берегу в землях империи Ифо, где купцов и мореходов принято как будто уважать. Но это если все заладится. Один против стихии — плохой расклад. Тем более — он не моряк.
Вот разве что снова поможет судьба… Судьба… Ар-Рагир, конечно, догадывался, КТО ему помог. Но вымолвить это вслух не решался. И только мысленно обращался к тому, кому молился тогда, на Черной Скале, с просьбой не оставить его без опеки.
Маг бросил взгляд в морскую синеву. Прямо по курсу то появлялся, то исчезал плавник акулы, словно манящей корабль за собой.
«Плыви за акулой — доплывешь к людям», — вспомнил он старую поговорку мореходов его народа.
Тут Рагир вспомнил кое о чем и вновь спустился в трюм. Подозрения его не обманули — вода, просочившаяся сквозь днище и борта, уже выступала над трюмным настилом, и следующие несколько часов он провел, качая помпу. Затем настало время подправить курс — румпель вырвался из рук, так что чародей растянулся на палубе.
Одним словом, к вечеру его хватило лишь на то, чтобы спуститься в камбуз и, даже не обращая внимания на пришпиленную к борту ведьму, доесть вареный рис, закусив его твердым, как камень, сухарем, лежавшим на полке — его пришлось разбить рукоятью сабли, прежде чем сунуть размачивать в кружку.
Потянулись мучительно долгие дни.
Снасти, в которых он безнадежно путался, помпа, чечевица или рис, сдабриваемые иногда глотком-другим пальмовой водки…
Ветер то стихал, то вновь поднимался, играя с кораблем, как ребенок со щепкой, брошенной в ручеек.
Пару раз налетали легкие шторма, когда Ар-Рагира хватало лишь на то, чтобы задраить все люки, и валяться, блюя, в капитанской каюте.
Однажды оборвался плавучий якорь, и тогда чародей, швыряемый туда-сюда, как мышь в тыкве, то принимался возносить Всевышнему последние молитвы, то молил Владыку не погубить спасенного им ничтожного червя!
А на третью неделю плавания на него надвинулся какой-то особенно жестокий шторм. Небо рассекали зловещие молнии алого цвета, непрерывно грохотал гром, а большущие волны захлестывали судно. Вот тогда Ар-Рагир совсем уже приготовился к посмертному суду, но, слава Творцу, ураган лишь краем зацепил беспомощное суденышко.
В радости маг опорожнил последний кувшин финикового пойла и забылся сном.
Пробудился как будто от толчка, с непонятным, но, тем не менее, явственным ощущением, что сейчас произойдет нечто важное.
Помянув вполголоса тридцать три рога Илбиса, он допил остающееся на донышке вино и выбрался на палубу, вдыхая прохладный утренний воздух.
Да так и обмер.
Прямо по курсу на мертвой зыби колыхался корабль. Раз в полтора больше его собственного, с тремя мачтами, ныне торчащими жалкими обломками, накренившийся на левый борт.