"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
– Вы хотите сказать… – вздернул глаза Толстой.
– Я хочу сказать, Лев Николаевич, что не всегда событие является именно таким, каким его описывают или каким его принято считать. Очень часто то, что вы видите, это лишь версия, которую до вас решили довести. Всё может быть немного не так или совсем не так, если смотреть с другого ракурса. Например, кому смерть Александра Второго была наиболее выгодна и принесла наибольшую пользу? Для понимания этого вопроса не мешало бы озаботиться попутными: где брали оружие и взрывчатку террористы «Народной воли»? На что существовали все эти годы? Как выглядели их перемещения до и после теракта? Это же крайне любопытно, не находите? Ну вот, например, – монарх покопался среди своих записей. – «Александр Михаилов, исполнявшии обязанности казначея “Народной воли”, не раз говорил, что на одни конспиративные квартиры приходилось ежедневно тратить по двести рублеи», или «Вся колоссальная работа по прорытию московского подкопа вместе с
Император отложил записи и потянулся к самовару.
– Имея даже крупицу этой информации, вы, с вашим живым умом и склонностью к системному анализу, смогли бы выдвинуть самые смелые предположения о причинах постоянных визитов наших революционеров в западные столицы. Впрочем, это не будет темой нашего разговора. Вы пишете: «…виноваты не злые, беспокойные люди, а правительство, не хотящее видеть ничего, кроме своего спокойствия в настоящую минуту». Вот я и предлагаю вам личным примером показать чиновникам, как можно и нужно на государственной службе вести себя по-другому. Что вы на меня так смотрите?
– Николая Александрович, вы цитируете мое обращение, но сами даже не взглянули на бумагу…
– Посмотрел, не посмотрел… Мы с вами говорим о сути вашего обращения. А вы капризничаете!
– Не капризничаю!
– Нет, капризничаете! – сварливо акцентировал император и уже другим, мягким, тоном продолжил: – Кое-что из ваших поручений я уже выполнил и даже перевыполнил: отменил выкупные платежи, ограничения для получения образования, уравнял религии и отменил налоги для огромного количества малоимущих. И теперь стоит главная проблема: кто, какой государственный аппарат это всё будет исполнять? А ведь самый красивый, добрый и справедливый закон так и останется клочком бумаги, если не будет превращен в ежедневную практику. Именно практиков, а не теоретиков мне сейчас не хватает. Именно поэтому я с такой надеждой смотрю на вас… Хотя знаете, Лев Николаевич, даже если вы согласитесь, сразу возникнет еще одна проблема: как обеспечить ваше сосуществование с другими, такими же неравнодушными, кто тоже страстно хочет перемен, но видит их совсем не так, как вы… Вот мы пригласили министра земледелия Алексея Сергеевича Ермолова, он тоже болеет за своё дело. Восемь лет назад написал замечательную пронзительную книжку «Неурожай и народное бедствие». Читали? Нет? Ну давайте я кое-что процитирую: «В тесной связи с вопросом о взыскании упадающих на крестьянское население казённых, земских и общественных сборов и, можно сказать, главным образом на почве этих взысканий, развилась страшная язва нашей сельской жизни, в конец её растлевающая и уносящая народное благосостояние, – это так называемые кулачество и ростовщичество». Или вот еще: «Однажды задолжав такому ростовщику, крестьянин уже почти никогда не может выбраться из той петли, которою тот его опутывает и которая его большею частью доводит до полного разорения. Нередко крестьянин уже и пашет, и сеет, и хлеб собирает только для кулака». Обратите внимание, какого врага царский министр обнаружил в русской деревне! Не помещик и не жандарм, а кулак! Вы согласны?
Толстой пожал плечами:
– Кулак – это, конечно, известный мироед, но его наличие не отрицает враждебного отношения крестьян к помещикам и жандармам, и если эту проблему надо решать…
– Конечно, её надо решать, и мы обязательно будем это делать, – перебил писателя император, – на примере кулака я просто хотел показать, что аграрная проблема гораздо глубже и шире, чем это кажется одному, даже такому мудрому человеку, как вы. Читаю ваши слова: «…уравнять крестьян во всех их правах с другими гражданами и потому уничтожить ни с чем не связанный, нелепый институт земских начальников». А вот что пишет уважаемый Алексей Сергеевич: «Введение земских начальников есть несомненно громадный шаг в деле упорядочения сельского быта…» Передо мной сидят два умных человека с такими противоположными мнениями. Каждый из вас имеет схожий опыт хозяйствования в собственном имении, огромный объем информации, собранный со всех окраин, болеет за страну, хочет добра и готов ради этого работать. Как быть?
Лев Николаевич бросил украдкой взгляд на Ермолова и задумался. Замолчал и император, переводя испытующий взгляд с одного на другого и обратно.
– Разрешите? – решил вставить слово Ермолов, откровенно робевший в присутствии монарха и светоча отечественной литературы. – Я готов работать со Львом Николаевичем, и вообще с любым, кто знает, как решить главный вопрос нашего Отечества. Понимаю, наличие или отсутствие земских начальников, их статус и квалификация – не самая важная проблема. А вот голод, который накатывается на нас, как снежная лавина, – это стихия, перед которой я чувствую своё полное бессилие. Не раз и не два уже писал прошение об
– Да, – согласился император, – проблема голода, аграрный вопрос сегодня для нас главные.
– Если это главный вопрос, то, может быть, именно им мне и надо заниматься, а не религией? – в словах Толстого явно сквозила обида.
– А вы и будете этим заниматься… все будем, – охотно откликнулся монарх, – крестьянский вопрос – это проблема, а церковь в широком смысле этого слова может быть инструментом решения, который не надо мучительно создавать с нуля. Сегодня религия превратилась в некий административный аппендикс и выглядит как гусарская форма – красивая, но абсолютно бесполезная в современном бою. А нам придётся вспомнить эпоху монастырской колонизации и ту насквозь практическую роль, которую играла церковь в освоении огромного пространства, занимаемого сегодня Россией. Теперь, в начале двадцатого века, эту территорию придется осваивать заново, мобилизовав все силы всех конфессий и национальностей, иначе страну разберут по этническим и религиозным кирпичикам. И на вас, Лев Николаевич, с вашим авторитетом, ложится неподъёмная по тяжести задача – превратить церковь из клерикального государственного органа в инструмент модернизации, с помощью которого действительно можно будет накормить тремя хлебами сто тысяч верующих. Сделать религию локомотивом прогресса, а не его тормозом – разве не привлекательная задача? Вы же занимались богоискательством, фактически – искали церковь, которая решает проблемы людей, а не уговаривает их не замечать. Не нашли? Ну вот берите и стройте такую своими руками. Чтобы не пригибала людей к земле, а наоборот – выпрямляла, чтобы не унижала, а возвышала…
По лицу императора пробежала тень, и перед его внутренним взором прошла парадным строем танковая колонна «Дмитрий Донской» – сорок превосходных танков Т-34-85, не имевших тогда аналогов в мире, деньги на строительство которых собрали православные приходы по призыву главы Российской православной церкви Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия 30 декабря 1942 года.
ВЕРХОВНОМУ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМУ, МАРШАЛУ СОВЕТСКОГО СОЮЗА Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ, – писал в те дни митрофорный протоиерей Г. КОХАНОВ, – Прилагая воззвание к пастырям и верующим освобождённого Донбасса, а также приветственное обращение съезда районных благочинных по Сталинской области, уведомляем главу Советского Государства, что нами открыты банковские счета на приём пожертвований от церквей на постройку танковой колонны им. Дмитрия Донского, а также на госпитали Красного Креста. За короткий срок уже внесено более ста тысяч рублей. Кроме того, повсеместно церкви берут постоянное шефство над госпиталями, систематически прилагают свои труды по сбору продуктов, вещей, белья, по стирке белья и т. п. Заверяем Вас, как Верховного Главнокомандующего, Маршала Советского Союза, что наша помощь с каждым днём будет увеличиваться и патриотический порыв многотысячных верующих Донбасса усугубит общую уверенность в том, что силою оружия нашей непобедимой, овеянной мировой славой Красной Армии под Вашим блестящим командованием и с Божьей помощью враг будет окончательно разгромлен.
«Надо же, – удивился про себя император, – сколько лет прошло, а помню дословно… Вот ведь священники были – глыбы! Где найти таких сейчас, среди расслабленных, изнеженных, раскормленных на казённых харчах?»
– Это же кошмар, – вернул его в действительность голос Ермолова. – Услышав от государя слово «Советы», начали советовать все, кому не лень, от околоточных до предводителей дворянства. Министерство завалено прожектами!
– Я думаю, – прихлебывая чай, улыбнулся император, окончательно вернувшийся из воспоминаний на грешную землю, – что народного творчества бояться не надо. Наоборот – его надо приветствовать и всячески поощрять! Но, как любой стихией, им надо учиться управлять, иначе сметёт.
– Мы задохнемся в дилетантских предложениях! – вскричал Ермолов. – Один дурак насочиняет столько, что и сотня умных не разберет.
– Понимаю ваши опасения, Алексей Сергеевич. Вы не совсем внимательно слушали мой самодельный лозунг, который заканчивается словами «предлагаешь – делай, сделал – отвечай», где слово «отвечай» – самое непопулярное среди любых прожектёров. Но без него нам – смерть. Отвечать за дело рук своих должны все. Чем серьезнее предложение, чем больше оно влияет на других людей и страну в целом, тем строже должна быть ответственность за конечный результат. И нести её обязан автор… Впрочем, не только он.
– А кто ещё? – недоуменно вздёрнул брови Толстой.
– Все, кто его поддержал. Вот я лично, поддерживая вас, Лев Николаевич, одобряя вашу инициативу, разделяю всю полноту ответственности за результат и прекрасно понимаю, что в случае неудачи все булыжники с мостовых полетят в меня. Ответственность – естественная плата за желание менять жизнь других людей. Униженные и оскорбленные реформаторами имеют право потребовать сатисфакции от виновника изменений. И поверьте, потерпевшие найдут способ это сделать, даже если им запретить об этом думать и говорить… Вообще, если запрещать людям говорить, они начинают сговариваться…