"фантастика 2023-136". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
«Некоторые!» — мысленно удивился я сам себе. Эти «некоторые» расхождения, судя по имперскому флагу заключаются в том, что здесь или не было Второй мировой, или Япония в ней как минимум не потерпела поражение.
Впрочем, удивление от канувшего в прошлое японского имперского флага быстро прошло. Потому что картинки воспоминаний, наслаивающиеся друг на друга обескуражили: драки, драки, драки. Причем не нормальные и обычные школьные драки, нет. Били или «меня» — толпой, либо бил я. Похоже, реципиенту в младшей школе жилось не очень хорошо, и его масштабно травили. Но он не терпел, а отвечал — вылавливая обидчиков по одному, причем реально оттаптывался
Картинки из «своей» прошлой жизни я смотрел беззвучные. Лишь изредка тишину нарушали голоса, когда воспоминания оказывались совсем уж яркие. Как сейчас, когда «я» вбил кого-то из одноклассников головой в решетку ограждения школы, так что у него из разорванных ушей кровь пошла, а голова между узких прутьев застряла.
«Рейдзи!» — услышал я эхо среди прочих криков, среди которых фигурировало все больше «гайдзин». Меня Наоми кстати недавно так назвала — Рейдзи, я это запомнил. В иной ситуации не обратил бы внимание, но обретенная сестра-оборотень сказала во время нашего общения так мало слов, что я почти все запомнил.
Судя по увиденному и услышанному в картинке воспоминаний, в школе «меня» или пинали толпой, или обходили стороной. Появилась в воспоминаниях и сестра — она, похоже, осталась на домашнем обучении и с начала «школьных годов чудесных» я грыз гранит науки без нее. Воспоминаний, связанных с ней, было много — для «меня» это была отдушина, брат с сестрой были очень близки.
В процессе наблюдения как-то вдруг понял, что ни отца, ни матери не вижу. Ничего, совсем — кроме первого размытого воспоминания из кроватки. Несколько раз видел в картинках памяти мужчину, похоже наставника — пожилой японец в традиционной одежде, который меня учил в домашней обстановке. В основном бить макивару или работать с длинной палкой или катаной. Никакого близкого общения, никаких разговоров, только тренировки и резкие окрики.
Все чаще мелькала сестра. Мы с ней много общались — когда наставника не было дома. Очень ярко и со звуком посмотрел воспоминание, как Наоми в первый раз тайком пришла ко мне в комнату. Прежде чем мы заснули — в обнимку в одной кровати, она долго мне рассказывала все и обо всем. Растерянная маленькая девочка определенно искала поддержки и утешения — реципиент был ее единственным близким человеком в отсутствии родительской любви. А к наставнику оба, похоже, особой приязни не испытывали.
Параллельно с этим потоком воспоминаний околошкольный треш не прекращался. Апогеем, похоже, стала ситуация когда реципиент покалечил одноклассника. Сначала едва не утопил, макнув головой в унитаз до беспамятства, а потом унитаз этой самой головой и разбил.
Причем реципиент подошел к делу с умом. В американских фильмах кого-то часто в унитаз головой макают — та же знаменитая сцена с Лебовским, которого перепутали с другим Лебовским. Все потому, что конструкция слива типично американских унитазов такова, что чаша постоянно наполнена водой — так называемая сифонная система. В японской школе стояли обычные унитазы европейского стандарта, но реципиент сначала заткнул отверстие слива чужим пиджаком, а после уже воткнул в чашу голову противника, и сливал воду до тех пор, пока не достиг нужного результата.
«А я случаем не сантехником в прошлой жизни был?», — мелькнула вдруг мысль, оформленная из-за проявления столь специфичных знаний.
Как мелькнула, так и ушла, потому что воспоминания замелькали калейдоскопом. Сразу после яркого и кровавого унитазного перфоманса картинки сменились чередой комиссий, говорящих
Переезд в памяти отпечатался ярко, почти всю дорогу как на быстрой перемотке видео просмотрел. Замелькали вокруг сплошь славянские лица, толкучка разношерстных машин такси на стоянке аэропорта, поплыли за окном типичные пейзажи европейских старых городов, меняясь с зелеными полями и лесами. Особое внимание память уделила непривычным дорожным указателям. Надписи на латинице, но слова славянские и куча букв с диакритическими знаками — все эти черточки, точки, хвостики. Польская письменность. Ясно: голова одноклассника помноженная на разбитый унитаз привела меня в Польшу. Депортация? Бегство? В памяти ответов не было.
Так, а вот это вот: диакритические знаки. Откуда я это знаю? Сантехник я все же, или уже филолог в прошлой жизни? Попытался вспомнить, но никак — снова пустота.
Думал об этом параллельно, потому что школьный треш в воспоминаниях как-то вдруг закончился: новое учебное заведение явно оказалось элитным. Единообразие и порядок в форме, ухоженные учебные корпуса, заметно уважительное отношение учителей. Похоже, после дичи в Японии реципиент так этому удивился, что спокойная обстановка сильно запала ему в память. Гайдзином, кстати, больше его никто не называл. Наоми рядом в школе так и не было — похоже, она и здесь оставалась на домашнем обучении.
И я даже знаю почему — она ведь оборотень. Похоже, наставник просто не отпускал ее в толпу. Наставника, кстати, в воспоминаниях стало неожиданно много — видимо, когда фокус с школьных драк сместился, реципиент начал обращать внимание на все аспекты жизни.
Снова мое внимание привлекли флаги. Один флаг, вернее — как и государственный японский, присутствующий здесь почти везде. Это был флаг местного варианта Польши, от привычного мне также отличающийся. Это не был привычный мне по старому миру двухцветный флаг — белая полоса сверху, красная снизу.
Злые языки поговаривают, что подобное крайне практично: если на две полосы разорвать, кому-то можно идти сдаваться, а кому-то выходить к красным. Что кстати и было исполнено в тридцать девятом, когда РККА вышла к линии лорда Керзона. В памяти — в моей собственной памяти, вдруг четко и объемно возникли обстоятельства и предпосылки четвертого раздела Польши — когда Советский союз все же вернул свои оставшиеся от Российской Империи земли, которые ему еще в двадцатом году официально предлагало забрать британское правительство. Так, я вообще кто в анамнезе — сантехник, филолог или уже историк?
Впрочем, это не важно. Важно что в этом мире, похоже, очень и очень много пошло не так. Не только Япония осталась империалистической, но и Польша: наблюдаемый мною в воспоминаниях флаг был трехполосным. Три горизонтальных полосы равной ширины, белая в середине, красные по краям, в центре флага щит с белым орлом и несколькими малыми гербами, а сверху золотая корона.
Причем в гербовом щите флага не был изображен привычный мне по прошлой жизни польский орел — какой-то взъерошенный птиц, больше похожий на пытающуюся взлететь курицу. Здесь гербовый орел прямо взрослый, серьезный — по-настоящему имперский. Не Польша в этом мире, а снова Речь Посполитая. Надо же, я оказался в мире, где в какой уголок земного шара не плюнь — везде еще ярко сияют непогашенные имперские амбиции. Похоже здесь действительно Второй мировой не было.