"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Геля фыркнула:
— Ах, вы же спрашивали об очках… Однажды господин Воронцов вызвал меня в сумерках на свидание, признался в трепетной страсти, а также предупредил, что дела воинской службы требуют его отсутствия. Мы попрощались. А наутро ко мне пришла Наденька. Оказывается, пока я ждала своего шестнадцатилетия, мой возлюбленный крутил роман с моею подругой. И настолько их отношения продвинулись, что Наденька понесла, а Леонид сбежал, а я…
История действительно не блистала оригинальностью, и если бы не касалась его подопечной, Семену и в самом деле стало бы скучно.
— И после этого вы решили посвятить себя…
— После этого я разыскала Леонида Воронцова в слободке, где он прятался у троюродной тетки. Я же сызмальства по розыскам мастерица, а тут и стараться особо не понадобилось. Леониду пришлось жениться на Наденьке, в день венчания он пытался наложить на себя руки. Только вот револьвер дал осечку, а яд, кроме диареи, ничего не вызвал. Сначала ко мне пришла Наденька с проклятиями, что я довела ее жениха, потом ее маменька, существо склочное и крикливое, обвинившее меня в том, что пыталась жениха ее дочери соблазнить, а на десерт — родительница Воронцова, стенавшая, что я, девка гулящая, поломала жизнь ее дитятку, заставив жениться на гулящей подруге. Меня ославили на весь Вольск. На улице показывали пальцами, плевали в спину, поносили последними словами. Мне было четырнадцать, справиться с этим самостоятельно я не умела. Маменька узнала о скандале, быстро заткнула рты сплетницам, стало поспокойнее, но я боялась ходить одна, боялась смотреть людям в глаза. И тогда маменька принесла из лавки проволочные очки и сказала, что в них на меня никто внимания не обратит, потому что они вроде шапки-невидимки или маски маскарадной, в которой я могу быть не Гелей Попович, а кем мне угодно, хоть принцессой Лузитанской.
— Понятно, — сказал Крестовский, когда понял, что история окончена.
— Зато учиться я стала лучше всех, — всхлипнула Геля. — И с Вольскими суфражистками познакомилась, и взгляды их приняла.
— А что случилось с вашим женихом?
— Да что с ним станется? В поместье живет, с женой и детишками. Пьет, говорят, сильно, Наденьку поколачивает. Так вернете мне очки?
— Нет, — Семен покачал головой. — Мне приятнее видеть рядом Гелю Попович, а не принцессу Лузитанскую или другую мифическую даму. Ту Гелю, которая может разговорить любого разбойника, найти любую пропажу, которая быстро и четко думает, стреляет без промаха и может перебросить через бедро рослого неклюда, даже не упав в обморок.
Девушка широко улыбнулась и покраснела:
— Мне ваши слова, шеф, надо записать для памяти, буду перечитывать, когда опять ругаться приметесь.
В дверь постучали, Геля встрепенулась, пытаясь подняться, Семен властно придержал ее за плечо:
— Войдите.
Зорин, появившийся в кабинете, диспозицию оценил, уж очень хитро блеснули его добродушные обычно глаза.
— Плохие новости, Семушка, — посерьезнев, сообщил он. — Ольги-то Петровны нашей нет.
— Она не вернулась домой?
— Нет. — Иван Иванович сел в кресло, вытер лоб рукавом. — Там интереснее все. Человечка, который секретом возле Петуховского дома руководил, сам его высокопревосходительство к себе вызвал, потребовал объяснений, что чардейские шпики около его резиденции забыли. Тот объяснил, как и договаривались, что племянницу ждут, Ольгу Петровну…
Зорин вскочил с места, схватил со стола графин с водой, отпил из горлышка.
— Не томи.
— Нет ее, то есть совсем и не было отродясь. Петухов говорит, что никакой племянницы с ним не проживает, да и брата Петра у него никогда не было.
С диванчика меня будто ветром сдуло. Еще минуту назад я собиралась здесь пожизненно оставаться. А чего? Перфектно! Лежишь себе, слабую барышню отыгрываешь при благодарной публике. Делать ничего не нужно, разве что стараться, чтоб шеф не заметил, с каким вожделением я на него смотрю, и дышать носом размеренно, чтоб не застонать. Я и болтала столько, чтоб только он чего не заподозрил. Потому что не может человек, который вываливает на собеседника постыдные тайны прошлого, этого самого собеседника вожделеть. Нет, я-то могла, но он… С каким отеческим участием его высокородие меня слушал, мне даже на мгновение показалось, что он хочет погладить меня по лицу. Вот таких отношений с начальством тебе и нужно придерживаться, Гелечка. Учитель и ученик, старший товарищ и младший. В таких предикатах страсти нет и не будет. У кого хочешь спроси, хоть у специалиста по страстям Марка Иреновича. Подобную историю он фильмографировать откажется.
Но слова Зорина заставили мой организм перещелкнуться на регламент сыскарский, быстрый и деловитый.
— Ты же сам мне говорил, что она петуховская приживалка! Откуда узнал? До дома провожал?
По уму, это шеф должен был сейчас сыпать вопросами, но я оказалась проворнее. Кто успел, тот и съел!
— Да не провожал я ее, — смутился Зорин. — Она сама как-то обмолвилась, к слову пришлось.
— А какие документы она вам предоставила, когда на службу оформлялась? Кстати, когда это было?
— Больше года назад, незадолго до истории с Дмитрием пришла, — ответил мне Крестовский. — А бумаги при ней были обыкновенные — метрика, рекомендация от обер-полицмейстера, дипломы об окончании скорописных и самопечатных курсов. Хотя, судя по тому, как она ловко от имени Мамаева переписку с его бывшими подругами вела, все эти документы ей подделать было несложно. Кстати, куда подевался Эльдар? Попович, он точно вам об этом не поведал?
Я похолодела и села прямо на столешницу шефова стола, презрев как служебную субординацию, так и правила поведения в обществе.
— Что? — воскликнул его высокородие, а Ванечка привстал, чтоб подхватить меня, если в обморок брякнусь.
— А ведь я не с Мамаевым разговаривала. — У меня даже волосы на голове зашевелились от подкатившего ужаса. — Это Ляля со мной играла в обличье Эльдара! Он же меня «букашечка» называл в том разговоре, мне надо было раньше вспомнить.
— А букашечки при чем? — спросил Зорин, садясь на место.
— При том, что я ему велела так меня не называть. Ляля вышла из моей комнаты в «Гортензии», потом меня со двора позвал Эльдар, я передала ему записку… Там же про шпиков написано было! Это же, получается, я их рассекретила!
— Не отвлекайтесь, Попович. — Шеф мою истерику подбил на взлете. — Эдак вы во всех бедах мира винить себя приметесь. Продолжайте. По вашему мнению, наша Ольга Петровна набросила на себя морок и пошла к вам под окно?
— Это был не морок, — замахала я руками. — Что ж я, морок не отличу? Он же пузырчатый обыкновенно, сквозь него вечно что-то просвечивает. Или у великих чардеев по-иному?
— Ни у кого ничего не просвечивает, — скептично сказал Крестовский. — Вы у нас еще и магию видите, ко всем вашим талантам?