"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
— Тогда ступайте к своим информаторам. Надеюсь, на службе вы завтра появитесь без опозданий. Вам придется часть обязанностей Ольги Петровны на себя взять, пока мы нового секретаря не примем.
Я щелкнула каблуками никак не предназначенных для этого вечерних туфелек и отправилась исполнять приказ. Потому что помедли я еще минуточку — не выдержала бы, бросилась на широкую львиную грудь, ожидая продолжения «нужных для дела» поцелуев.
На бульваре было действительно многолюдно. Я подошла к самому входу в фильмотеатр, туда, где начинался бортик ковровой дорожки, и принялась стоять, краешком глаза косясь в сторону, откуда должен был появиться Крестовский. За ним дело не стало, я заметила его статную фигуру в свете фонарей. Он пересек мостовую, перейдя на другую сторону улицы, поправил шляпу, поклонился даме в проезжающейся коляске. Коляска остановилась. Семен Аристархович перекинулся с пассажиркой парой слов, рассмеялся на какую-то фразу. Собеседница его оказалась красоткой, холеной русоволосой прелестницей, молоденькой и улыбчивой. По левую руку от нее сидела сопровождающая ее пожилая женщина, по-видимому дуэнья. Шеф покачал головой, будто отказываясь от чего-то, затем развел руками и тоже сел в коляску, напротив дамы. Они уехали, а я поняла, что хочу разреветься.
— Вот ты где, чавэ. — Бесник подошел со спины, и я успела незаметно вытереть глаза тыльной стороной ладони.
— Где гуляла, асессор? — строго спросил гнум.
Спутники мои, видимо, сдружившиеся за время моего отсутствия, переглянулись.
— Я бы тебе рассказал, чем эта барышня пахнет, — протянул неклюд, пошевелив кончиком носа, — и какие выводы из этих запахов сделать можно, но промолчу, памятуя, что при нас дама.
Оба они противно захихикали. Я решила тему не поддерживать. Бесник своим звериным чутьем состояние мое, конечно же, учуял. Ну и пусть, ну и ладно. Мы немного прогулялись по бульвару, гнум потребовал с Бесника еще каких-то угощений, намекая на будущие барыши, поэтому продолжали прогулку мы, нагруженные сластями: пряниками, засахаренными орешками и липкими леденцами на палочках — всем тем разнообразием вкусной, но легкомысленной снеди, которую можно было приобрести у уличных лоточников.
— Я сегодня точно решил в фильматографе себя попробовать, — сообщи мне неклюд, — Марк как раз с вересня фильму снимать будет и меня на главную роль пригласил.
— Неклюдов никто еще на экране показывать не пытался, — вторил ему гнум. — Я первый буду. Бесник у нас мужчина фактажный, камера его любить должна. История будет про пленницу Варвару и…
— Про Варвару уже было, — возражала я. — Тебя за воровство чужих идей в суд призовут и штрафами обложат.
— Да? Ну ладно, пусть не Варвара, пусть, к примеру, Евангелина. Только пленницей она должна быть обязательно, публика это любит. Ее должен какой-нибудь экзотический принц пленить, ну, магольский, к примеру. Сначала она будет его ненавидеть, а потом влюбится.
— Ты живых маголов хоть видел? Они же… — я повертела в воздухе рукой, — специфические очень, навроде яматайцев.
— Ой, асессор, я тебя умоляю! Я не видел. И никто не видел, кроме шибко разумных заучек. Да и вообще, публику не правда интересует, а страсть, а уж страсть я им обеспечу. Я и магольский принц Бесник вместе со мной. Кстати, не хочешь на роль пленницы попробоваться? Там сцена будет трепетная очень. Пленница в прозрачных кисеях и расшитом драгоценностями лифе тоскует, руки ее прикованы к стене темницы над головой, отчего лиф расшитый только выигрывает, тут заходит принц, делает глазами вот так…
Я отказалась, даже не дослушав.
Время было уже позднее, на башенных часах отбило час пополуночи, мы направились в сторону моего дома. У переулочка, ведущего в гнумскую слободу, Марк Иренович вежливо с нами попрощался, а Бесник сообщил, что проводит меня до подъезда и уйдет не раньше, чем я в комнате магический светильник зажгу. А потом оказалось, что возжигать мне уже нечего и негде, потому что меблированные комнаты «Гортензия» догорают, разбрасывая над пожарищем снопы искр.
Кажется, на улице были все жители квартала и еще парочки соседних, сновали люди с ведрами, раздавались выкрики «Сюда!», «Подсоби!», «Налегай!». Вода с шипением лилась на горящую древесину, к небу поднимались клубы дыма. В стороне выла истошно баба: «Да что же это деется-то, люди добрые?!»
— То-то я зарево еще с бульвара заметил, — проорал мне неклюд, перекрикивая шум толпы. — Стой здесь, чавэ, ближе не подходи!
И он побежал, ввинчиваясь в скопление народа. Скопление, кстати, начинало редеть. Думаю, пожары в этом городе — явление не такое уж редкое, при деревянных-то постройках, привык к ним народ местный. Потушили, и слава богу, а на том и расходиться можно.
— Сундук мой там сгорел, — всхлипнула я жалобно неведомо кому. — И мундир тоже…
— Ну, одежки-то я спасти успела. — Лукерья Павловна обняла меня за плечи, накинув краешек своей шали. — Гришка за сундуком следить приставлен. Ты его после найди, мальца, как в арестантской меня определишь.
— Вас есть за что арестовывать? — Я склонилась головой на мягкое тетушкино плечо, было уютно, почти как в объятиях маменьки.
— Я человека убила, Гелюшка. — Женщина тяжело вздохнула. — Своими руками на месте порешила.
— Так, может, он заслужил? — Брать под стражу хозяйку дюже не хотелось.
— Может, и заслужил, — не спорила та. — Ночью по надобности вышла я в коридор, кочергу еще прихватила, ты же знаешь, заедает у нас задвижка в том самом помещении. Ну вот, иду, значит, кочерга в одной руке, свеча в другой, на втором этаже смотрю, шебуршит кто-то у твоей двери, да не один, — двое татей было. Я прикрикнула, кочергой замахнулась, один по лестнице побежал, другой на меня двинулся. Я как его рассмотрела, чуть не сомлела от ужаса: голова паучья, Глазьев немерено, а изо рта жвалы торчат. А дальше как в тумане. В себя пришла, когда на полу страховидлу эту кочергой добивала. Писк, хруст, кровища вонючая во все стороны брызжет, а вокруг огонь трещит. Я-то свечу выронила, чтоб кочергу двумя руками сподручней держать, от огонька свечного занавеси коридорные занялись. Хорошо еще, я не молча свирепствовала, орала в голос, так что всех перебудила. Получилось, выйти-то все успели, не сгорел никто. Гришка к тебе кинулся, не знал, что тебя нет еще, я за ним, тут балка рухнула, поэтому мы твой сундук к внешней стене двинули, он же тяжелый, но двигался просто.
— Там колесики по дну привинчены, — всхлипнула я, — гнумская работа.
— Ну, вот мы тем сундуком полстены-то и вышибли, и на нем на двор свалились. Хорошо, только второй этаж, а так бы костей не собрали.
— Да, хорошо, — согласилась я.
Тетя Луша заплакала, размазывая по лицу пожарную копоть:
— Арестуй уж меня, Гелюшка. Не чужие мы люди, лучше уж ты, чем кто другой.
— Он бы вас убил. Понимаете? Если бы не вы, то он. Нет на вас этого греха.
— Так еще есть, — шмыгнула носом хозяйка. — Помнишь, ко мне давеча господинчик сальный заходил, вы еще на лестнице встретились?
— Да. — К чему она ведет, я не понимала.
— Страховщик это, мы бумаги подписывали. Как раз супротив пожарных случаев…
— И что?
— А то, что сама ведь я дом свой пожгла.
— Не думаю, что у вас будут проблемы с получением страховой суммы, — раздалось у нас за спинами.
Как долго стоял там Крестовский? Может, и весь сказ услышать успел. Но голос принадлежал именно ему.
— Если хотите, вам завтра в чародейском приказе оправдательную бумагу выдадут. Евангелина Романовна ее составит, а я подпишу.
— Это мое начальство, — шепнула я женщине.
Та заворковала благодарности, кланяясь чуть не в пояс, хлопотливо заозиралась:
— Так я завтра в присутствие подойду. Спасибочки, ваш бродь. А Гришка-то, Гришка мой где? Нас соседка переночевать сегодня пустит. А ты-то как, Гелечка? С нами пойдешь?
— Я обустройством Евангелины Романовны лично займусь, — пообещал шеф. — В лучшем виде ее разместим, вашу погорелицу.
Тетя Луша возражать не стала, не до того, видно, было. Местные мальчишки уже вовсю орудовали на пепелище, доставая из-под углей уцелевшее столовой серебро.