"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Зорин же неторопливо пошел в противоположную сторону и, расположившись в расселине, смог не только слушать, но и наблюдать общение князя Кошкина и барышни Абызовой. Серафима разыгрывала роль как по нотам. Иван Иванович знал лишь одну женщину, которая могла бы с нею посоперничать в лицедейских способностях. Но та, другая женщина, никогда бы до пошлейшего соблазнения не унизилась, она бы этого Анатоля сначала бросила бы через бедро, а затем еще и в наручники заковала. Серафима же принимала липкие комплименты и отвечала на них дрожащим негромким голосом. Барышня кисейная! Соперников у князя быть не может! Кокетка!
Чародей прикрыл глаза, размеренно задышал, чтоб вернуть душевное равновесие. Злость в волшбе первейший враг, он еще на войне это понял. Именно во гневе творятся самые черные и непоправимые дела. Ему нет дела до Серафиминых авантюр, они ему неинтересны. Ему интересен лишь князь, и даже не столько он, сколько Лилит, она же Гертруда Зигг, и аффирмация, коей вышеозначенная особа завладела. К завтрашнему вечеру, если поднатужится, можно закончить с проверкой всех новоприбывших на Руян женщин. Для этого ему даже не понадобится обращаться к управляющим других отелей, либо опрашивать местных жителей, сдающих апартаменты классом ниже. Вечером он посетит околоточного, который точно знает здесь всех и каждого. А также расспросит оного о загадочном шалящем Крампусе. Это уже из личного любопытства.
Тем временем князь попрощался с барышней Абызовой и покинул ее, сопровождаемый адъютантом. Нянька вполголоса ругалась, но Зорин слушал не Маняшу.
— Горячая как печка, — говорил ротмистр, — обжечься же можно. Крампус на нее точно глаз положил.
— Сначала я, — князь гаденько хихикнул, — сперва я, а потом пусть Крампус тешится.
В этот момент у Зорина сработало какое-то особое чутье, или инстинкт, или просто удача. Он успел закрыться за мгновение до того, как в пространстве появилась чужая недобрая ищущая чародейская сила.
Ресторанчик Хайманца был обычной приморской корчмой. Ну не совсем обычной. Располагался он на старом нерабочем катере, навсегда пришвартованном к пирсу у западного края прогулочной набережной. На кухоньке, или камбузе, как это помещение можно было бы назвать, худая белобрысая фрау Хайманц с утра до вечера колдовала над шкварчащими сковородками спина к спине с одним из старших сыновей, который быстро и ловко разделывал свежепойманную рыбу. Разносолов здесь не предлагали. К рыбе можно было взять хлеб и салат, либо только хлеб, либо только салат. А запивать все полагалось светлым местным пивом, которое при клиентах нацеживал из огромной бочки самолично хозяин. Мы поднялись по трапу, герр Хайманц приветливо кивнул. По берендийски он не говорил, но мы вполне обходились языком жестов. Я направилась вглубь катера к лесенке, ведущей на верхнюю палубу. К перилам была прибита табличка, на семи языках сообщающая, что на острове водятся чайки, и клиенты обедают сверху на свой страх и риск. Когда мы с Маняшей посетили это заведение впервые, помнится, немало потешались над этим предупреждением, да и над посетителями, что теснились за двумя узенькими столиками внизу, страдая от чадной духоты. Но это только в первый раз было. Сейчас же я, прежде чем подняться на верхнюю палубу, взяла на руки Гавра и плотно прикрыла его плащом. Птицы при нашем появлении возбужденно загалдели. Я села за ближайший столик, устроив котенка на коленях. Передо мною на столешницу спланировала чайка размером с откормленную курицу, клюв ее, длиной с мою ладонь, глянцевито блестел на солнце.
— Пошла вон, — буркнула я и махнула рукой.
Птица вперевалочку приблизилась, склонила голову к плечу, потом истошно крикнула, отлетела на шаг в сторону и уселась, вцепившись в борт кинжальными когтями. Ждет, мерзавка, пока еду принесут. Прилетели еще две чайки, сели рядом с первой. Мытари! Пока свою долю не получат, не отстанут, а не поделишься, налетят стаей, все отберут. Хозяин принес пиво в больших пинтовых кружках. Напиток сей мы с моей нянькой уважали безмерно.
Я отхлебнула, зарывшись носом в пенную шапку, молодецки хмыкнула и рассеянно воззрилась на открывающуюся моему взгляду набережную.
— Так вот зачем мы жизнью рискуем. — Маняша отставила кружку. — Секрет здесь обустроила? Засаду?
— Подумать надобно.
У крыльца постовой службы суетился служивый народ, пара человечков в полицейских мундирах расположилась на ступеньках, раскуривая трубки. Видимо, ожидали сменщиков, если верить списочку, что я на стене кабинета господина Фалька углядела, городовых у него в подчинении шестеро. Дверь отворилась, по лестнице спустился местный парень, надевая на ходу картуз. Мыкос, знаток Святовитовых капищ.
— Приведи ко мне сего отрока, — кивнула я няньке.
— Зачем?
— Не зачем, а поспешай!
— Эх, Серафима, — вздохнула Маняша, — знаком мне этот твой тон и нехороший блеск глаз также. Пока до правды не доковыряешь, не успокоишься?
Я молча повела рукою. Мыкос уже отдалился от почты, сейчас он свернет к дощатым мосткам, перекинутым через вымоину, а там, за ними, начинается деревенька, где догнать его няньке будет затруднительно.
— Да иду, иду…
Пока Маняша исполняла поручение, один из младших Хайманцев успел принести заказанные яства. Тарелки были огромными, как и разместившиеся на них рыбины. Я первым делом вооружилась ножом, откромсала от своей хвост и голову и, размахнувшись, подбросила их в воздух. Птицы заорали, забили крыльями, принялись сражаться за добычу.
— Гавр, — я посадила котенка на столешницу, прикрывая от внешней опасности локтями, — рыбки отведаешь?
Тот понюхал, чихнул и с отвращением попятился.
— Тебе есть надобно!
С этим он согласился, васильковые глазищи блеснули, кот зарычал, затем, быстро подпрыгнув, ухватил зубами лапу ближайшей к нам чайки. Птица рухнула на стол, кружки и тарелки разлетелись по сторонам, я вскочила, перевернув лавку. Гавр дернул головой, перехватывая добычу за крыло, когти вонзились в плоть. Он был меньше чайки раза в четыре, но, кажется, его это нисколько не смущало.
— Отпусти! — попросила я жалобно.
— Каков боец, — восхитился за моей спиной младший Хайманц. — Говорят, сонные коты только свежим мясом питаются да теплую кровь пьют.
— Он же маленький еще.
— Да удаленький. — Парень хохотнул. — Да не бойтесь, барышня, я вам сейчас за другим столиком накрою. За этим уже пусть малыш трапезничает. А кровь и кишки я потом подотру.
— Ну уж нет. — Меня замутило, я сдернула с плеча плащ и накрыла им сражающихся. — Если желаешь со мной жить, эти дикие привычки тебе придется оставить. Я, знаешь ли, девушка приличная, меня ливер на платье вряд ли украсит.
Птица притихла, только косила безумным блестящим глазом, когда я выпутывала ее из складок. Веки у нее были розовые, тоже складчатые. Гавр рычал, но когти спрятал, сел чинно, стал вылизывать испачканный пивом и маслом бок.
— Ты, — велела я чайке, — лети!
Приказ мой она выполнила с немалым трудом, помятые крылья никак не хотели слушаться. Наконец поймав ветер, она поднялась в воздух, заложила вираж и полетела от берега. Не лишняя предосторожность. Раненую чайку свои же товарки клювами добьют, а так на каком-нибудь островке в одиночестве у нее неплохие шансы выжить.