"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Крестовский отвел взгляд.
— Зла на тебя не держу, ты барышня молоденькая, неопытная, оттого ветрена…
Тут халдей принялся накрывать на стол, и чего там у меня дальше с качествами не ладилось, расслышать не удалось. На поверхности супа плавало блестящее пятно жира, меня замутило. Крестовский, продолжая говорить, расправил на коленях салфетку, взял ложку.
— …более молодого соперника… — Он попробовал суп, остался доволен. — …собою приятного, воспитанного и…
Есть не хотелось, я отодвинула тарелку.
— А то, что ты от Григория Ильича нынче уедешь, к лучшему. Ежели чувства ваши крепки, разлука их лишь укрепит. — Крестовский покончил с первым, кивнул подавать горячее. — Это я тебе с ответственностью, подкрепленной опытом, заявляю.
— Какая удача, — пробормотала я, — что смогла я получить совет от пожилого товарища.
Шеф крякнул и насупился, я принялась выписывать на скатерти столовым ножом вензельную букуву «Г».
— И какое невыразимое счастье, ваше превосходительство, что вы, с вашею мудростью, мое новое положение молниеносно уяснили и разложили все по полочкам. Господин Волков, он… Я только его увидала, поняла: вот оно, настоящее, а что прежде бывало, не более чем увлечения. — Я рисовала сердца и стрелы, крахмальный лен под ножом уже стал лохматиться. — Любовь, страсть, единение душ. Мы с Григорием Ильичом идеальную пару составили.
— Да уж наслышан.
— Потому что от людей не скроешь, — отложив нож, я жалобно посмотрела на начальство. — Одно печалит, Семен Аристархович. Вы-то теперь как? Только представлю ваше одиночество, сердце щемит.
Крестовский изобразил лицом приличную грусть.
— Да уж как-нибудь.
— Отыщется какая-нибудь разбитная вдовушка, по возрасту вам подходящая, чтоб… — умильно сложила я руки перед грудью. — Чтоб доживание ваше скрасить?
Мы с собеседником дружно посмотрели на его кольцо.
— Добрая моя, славная девочка! — Крестовский взял меня за руку, наши с ним сапфиры оказались рядышком, мой выигрывал как чистотою, так и по размеру. — Не думай обо мне, следуй за сердцем.
Эх, жаль, расплакаться не получалось, а то бы оросила слезами наши соединенные руки. Шут балаганный! Дай только возможность, такой скандал закачу, с битием посуды и ором вселенским. Ты только справься, Семка, живым и здоровым ко мне вернись.
Закончив с расставанием, мы приступили к горячему, беседуя о невинных столичных новостях, как то: театральные новинки и предстоящие масленичные гуляния.
Душа моя пела, отставка оказалась вовсе понарошечной, для виду, иначе вины за нее Семен на меня не взвалил бы. Кому именно представление предназначалось, я не знала, но и это меня не тревожило. Шеф взрослый, опытный, в нем я уверена. Мешать не буду.
Отдав должное десерту, мы вышли из ресторации. В потемневшем небе грохотали, рассыпаясь, искры фейерверков. Последний день ярмарки подошел к концу. Сани ждали у приказного крыльца, Федор проверял багажные крепления. Мне даже внутрь заходить не пришлось, служивые вышли во двор попрощаться. На сей раз обошлось без объятий и поцелуев.
— Убедиться, что ее высокоблагородие со всеми удобствами разместилась, — приказывал шеф вознице, — и отправления дождаться.
Федор обещал.
Мы сели в сани; когда они тронулись, я, не удержавшись, обернулась. Группка мужчин в мундирах у крыльца окружала высоченного чародея, как стая воронов-падальщиков.
Семен десяток раз успел пожалеть, что лично не посадил Гелю в вагон. Приказной Степанов все не возвращался, хотя время приближалось к половине восьмого. Крестовский ждал в кабинете. Попович умница, проблем быть не должно. Она все поняла и приняла, игру поддержала. Даже если с ее стороны это и не игра вовсе и рыжая суфражистка влюбилась в заграничного хлыща Волкова, пусть. Главное, чтоб она сейчас уехала. Живой, здоровой, в своем уме. Ее отпустят, она им не нужна, ни сыскаркою, ни рычагом воздействия на столичного чародея.
В дверь постучали, и Крестовский оторвал взгляд от настенных часов. Отставной гренадир Федор отрапортовал, что чиновная барышня в вагон села, он багаж где положено разместил, поезд отправился с десятиминутною задержкой. Семен подчиненного похвалил, поднялся из-за стола. Теперь можно было и запереться в чудесном подземном каземате до рассвета. Один, он совсем один.
— Ваше превосходительство! — Давилов вбежал в присутствие, когда Крестовский уже пересекал общую залу. — Там Григорий Ильич сызнова…
Пришлось подниматься в казенку, осматривать спящего. Дело того не стоило, насколько уразумел чародей, конвульсивные телодвижения Григория Ильича происходили оттого, что именно в этот момент он в своих туманных пределах астральную проекцию артефакта испытывал, фехтовал тростью, может, даже против кого-то наколдованного сражался. Успокоив коллежского регистратора, Крестовский уже собирался покинуть спальню, но был остановлен громогласным женским воплем.
— Гриня-а-а-а! — Барышня Попович пронеслась к постели, сбрасывая на пол шубку, рухнула на колени, заломив руки. — Не могу, ваше превосходительство, возлюбленного своего покинуть! Сердце не велит! Что хотите со мною делайте! Хоть чина лишайте, хоть под арест, хоть…
Она поправила на носике очки и сказала спокойно:
— Слыхали новости? Бобруйского-то нашего, Гаврилу Степановича…
Волков застонал, зашарил рукою по одеялу, Евангелина Романовна взяла его ладонь, крепко сжала.
— Гришенька, сокол мой ясный…
— Что с купцом? — обреченно спросил Семен.
Попович всхлипнула, подняла на него сухие злые глаза.
— Убили барина, королька нашего золоченого. Вы, Евсей Харитонович, — обратилась она к Давилову, — в приказ ступайте, там господин Хрущ в нервическом припадке бьется, заявление представляет.
— Какого… — начал Крестовский, когда регистратор ушел.
— Такого, — перебила Евангелина Романовна. — Эдакого. Знаю я ваше мужское злонравие, я в дверь, а прочие отставные возлюбленные Гриню моего портить. Не так, что ли? Едва успела.
— Геля!
— Что — Геля? Скажете, не чардеили? То-то мятою на дворе даже смердит! Нет уж, ваше превосходительство, останусь я при возлюбленном своем, и ничего вы мне не сделаете. А знаете почему?
— Почему?
Попович поднялась, вытерла руку о подол.