"Фантастика 2023-146". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Убитых тоже забрать. Потом похороним, – распорядился Георгий и услышал в ответ короткое:
– Уже.
– Что – уже?
В бою даже у самого хладнокровного человека мозги работают несколько не так, и Орловский невольно подумал, что услышит короткое: «Похоронили».
– Забрали уже, – пояснил Петров.
– Хорошо. Отходим к эшелону. – Подполковник поднялся, и в это время в тылу торопливо и яростно затявкали пулеметы.
Обошли!
Сооруженный на скорую руку бронепоезд походил на «Хунхуза» не больше, чем пароходофрегат
Небронированный паровоз да две платформы, одна с установленной на самодельном поворотном круге трехдюймовкой и другая с четырьмя пулеметами Кольта. Платформы были обшиты в несколько рядов досками и обложены мешками с песком. Получившийся таким образом состав его команда, полтора десятка добровольцев, посмеиваясь, называла еловым бронепоездом, или иногда, для разнообразия, елово-песчаным.
Народ на бронепоезде подобрался молодой, пулеметчики из недавних юнкеров, прислуга орудия – из артиллерийских прапорщиков. Прапора принадлежали последнему, уже послереволюционному, выпуску, на фронте понюхать пороху не успели и даже не были распределены по частям. Прибыли с пополнением, а тут как раз наступил окончательный развал, и вместо службы в артбригадах они сразу попали в отряд Аргамакова.
Командир елового чуда Берлинг был лишь на два-три года старше своих подчиненных, зато несоизмеримо опытнее. Из знаменитого царского выпуска, он практически всю войну провел на фронте, дослужился до штабс-капитана, получил все ордена вплоть до «Владимира» и пользовался огромным уважением у старика Сторжанского.
Машинистами были два юнкера, те самые, которые водили состав до Рудни. Только теперь они уже немного освоились, привыкли к новой работе, вели бронепоезд ровно, без прежних толчков и незапланированных торможений.
Помимо молодежи здесь же находился один попросивший подбросить его до отряда бородач. Курицын успел сделать недоделанные погибшим приятелем дела и теперь возвращался к своему спутнику по странствиям и командиру.
Настроение команды было самое боевое. Все уже знали о ночном нападении оборотней, но нимало не переживали из-за возможных повторений. Над паровозом, напоминая людям о долге, трепыхался трехцветный флаг. Символ поруганной, но все еще живой Родины.
Четыре пулемета – сила. Вряд ли хоть один волк сумеет прорваться через их огонь. А и проскочит, все равно не сумеет перепрыгнуть на ходу через наращенные борта. Разве что на одну из контрольных платформ.
Ай, не страшно! В юности все опасности кажутся несерьезными, собственные силы – беспредельными, собственная правота – неоспоримой. Поэтому и одерживаются победы, раз проигрыш по определению невозможен.
Потом, в старости, былое вспоминается с откровенной гордостью. Вот мы были какие! Не то что нынешние. Вот, помнится, мы…
Как сладко говорить о победах старикам! Раз они были, то юность прошла не зря. А лишения… Разве стоит переживать из-за лишений? Не замечали их тогда, теперь вообще все кажется даже потешным, оттеняющим главное.
Жаль, что дожить до возраста воспоминаний удается не всем.
…Стрельба впереди понемногу становилась громче. Бронепоезд приближался
Поэтому нападение не оказалось неожиданностью.
Вырвавшиеся слева из леса конные бандиты едва успели дать первый винтовочный залп, как напоролись на густой пулеметный огонь.
Залп пропал втуне. Да и как иначе, когда стреляешь с лошади на скаку? Пули застряли в мешках с песком, большинство вообще пролетели мимо, а единственный раненый поначалу даже не заметил этого. Мало ли что скользнуло по скуле! Может, какой жук на встречной скорости…
Зато ответный огонь двух пулеметов был убийственен. Нападавшие явно поторопились выскочить. Или понадеялись, что едущие испугаются стрельбы, внезапности налета и не устоят, сдадутся на милость победителей. Благо, был соответствующий опыт нападения на поезда, и там всегда успех дела решала откровенная наглость.
Не повезло. Никто не испугался, не дрогнул. Еще и обрадовались прекращению напряженного ожидания.
У леса мгновенно возникла неописуемая каша. Люди и кони валились на землю, кто-то торопливо поворачивал назад, кого-то несли малопривычные к стрельбе кони…
– На картечь! – Берлинг в силу своего характера не мог оставаться в стороне. Сверх того, ему не терпелось проверить в деле пушку, надежность ее установки, орудийный расчет…
Единственный пушечный выстрел добавил паники у бандитов. Привыкшие одерживать победы над несопротивляющимися людьми, лишенные дисциплины, они слишком дорожили своими жизнями. Вид погибающих от пуль и картечи приятелей лишил нападавших остатков мужества, и теперь каждый из них думал, как бы спастись.
Кому-то это удалось, кому-то – нет. На бронепоезде не занимались даже приблизительным подсчетом вражеских убитых, как перед тем никто не пытался сосчитать живых врагов.
Округа слева опустела. Только по-прежнему стоял лес да валялись на опушке разномастные кони и одетые кто во что горазд люди.
Прошло несколько минут, и елово-песчаный бронепоезд с разгона влетел на станцию, проскочил мимо замершего в настороженности состава и оказался в самой гуще еще одного боя.
Добровольные машинисты несколько увлеклись и не смогли затормозить вовремя. Потом же просто не решились на резкую остановку, стали сбавлять скорость постепенно, и в итоге бронепоезд выкатился далеко за пределы станции.
Опять радостно загрохотали пулеметы, на этот раз с обоих бортов, а оценивший обстановку Берлинг уже громогласно командовал:
– По орудию противника… Гранатой… Дистанция… Прицел… Огонь!
Разрыв лег недолетом, и вражеские артиллеристы проворно засуетились, готовя ответ.
Остановившийся бронепоезд представлял собой отличную мишень. Но не только мишень. Его пулеметы поливали свинцом залегшие цепи, и в последних немедленно наметился отход.
То один, то другой нападавший начинал отползать назад. Остающиеся стреляли часто, но неумело. Град пуль с бронепоезда накрывал стрелков, выбивал их одного за другим, и частая ружейная стрельба быстро превратилась в редкую.