"Фантастика 2023-174". Компиляция. Книги 1-19

Абанов Виталий

— Я готова. — наконец она ставит термос на крышу, продолжая глядеть вдаль, на уходящее под воду солнце: — Я готова.

— Отлично. Вот и поговорим. — осторожно беру термос, он дорогой, из запасов Логова Злодейки, а Бьянка не скупится на нужные вещи, все у нее самое лучше. Будет жаль если термос сейчас упадет с крыши и… конечно же ничего с ним не будет, он небьющийся, армейская модель. А вот искать его потом, в тех кустах, что выросли внизу у стены здания — замучаешься.

— Не скрою, у меня было несколько мыслей что с тобой делать — говорю я, закрывая термос: — и даже несколько предложений.

— Каких? — Шизука заметно напрягается. Сатори, конечно, хорошо, но

мысль о близкой кончине может напрячь. Вся эта боль, некрасивая возня у тела, кровища, грязь… а особенно, если это твоя кончина.

— Дай подумать? У меня сперва была мысль выдрессировать тебя. Дать тебе шанс убежать… а потом поймать. Наказать… скажем ударом шокера. Дать тебе шанс напасть… а потом лишить его. Снова наказать. И так снова, снова и снова. В конце концов ты сломаешься и все на свете будешь воспринимать как провокацию. Выработать в тебе так называемую выученную беспомощность. Первым это описал еще один русский ученый, Павлов. В школе учили его работы, верно? Он вырабатывал у собак рефлексы — зеленая лампа — еда, красная — удар током. В школе правда не рассказывали, что были собаки, которых били током все равно. Какая бы лампочка не горела. И эти собаки в конце концов даже не убегали из клетки, когда им открывали дверь. Они просто ложились и скулили, получая очередной удар током.

— Это… ужасно. — говорит Шизука: — Но…

— Это можно сделать и с человеком. Трудно восстанавливать психику, помогать становится здоровым, а уж ломать… ничего трудного. — пожимаю плечами я: — Удивительно насколько пластична психика.

— Но…

— Есть еще предложение от Кексика. Она романтик… если не считать ее предложения растворить тебя в плавиковой кислоте. Так вот при обыске у тебя дома… да, мы обыскали твое логово. И обнаружили там интересные вещи. Кексик предложила связать тебя, наложить на глаза повязку, использовать смазку и наркотики, расширяющие сознание, а потом в течении как минимум суток — постоянно стимулировать твои эрогенные зоны.

— Фхшвх! — Шизука поперхнулась и выпучила глаза.

— То есть вставить в тебя все эти… приспособления и включить. Кексик говорит у нее еще и зажимы для сосков есть, которые ток проводят и присоски… всякие. Она уверяет, что если убрать твою зависимость, прямую ассоциативную связь в мозгу между насилием, убийством и оргазмом — то это исправит ситуацию. Мол сейчас ты все равно рано или поздно убивать начнешь, а так поймешь, что убийство не равно удовольствие. Только для этого надо чтобы ты не просто оргазма достигла, а непрерывно оргазмировала несколько часов подряд… после чего тебе дадут поспать и снова… до получения необходимого результата… — я вздохнул, вспоминая ворчание Бьянки, что у нее нет тут аппарата МРТ и что даже если его заказать в Германии, то пока он будет ехать… но она по зрачкам может ориентироваться. Сама мысленная картинка, что Шизука будет лежать связанная, с разведенными в стороны ногами, с вставленными в нее и включенными вибраторами, а между ее ног будет стоять Кексик в своем лабораторном халате и регулировать силу тока — почему-то не возбуждает. Скорее напоминает картинку из комикса про доктора Франкенштейна и его шлюху…

— Есть и более простые предложения. Есть тут на заводе пустые помещения. Замуровать тебя в стену, как у Эдгара По и все. Оставить колокольчик… и дырочку для воздуха.

— Вот как… — Шизука задумчиво смотрит вниз. Она явно решает для себя, что уж проще ей сейчас с крыши прыгнуть.

— Не советую. Высота не такая большая, да еще и кусты эти внизу. Убиться не убьешься, только ноги переломаешь. — говорю я: — Дополнительные неудобства. У меня к тебе вопрос

есть. Как ты думаешь, человек может меняться? Стать другим?

— Наверное нет — отвечает мне Шизука после некоторого молчания: — я… пыталась.

— Я вот тоже считаю, что человек не может изменится — киваю я. Мы молчим. Молчу я, потому что думаю о том, что за все это время я остался тем, кем я являюсь. Старым дураком, который мнит себя умным. Молчит Шизука, собирая свои мысли и свою решительность в кулак.

— Но знаешь, тут речь скорее о том, что человек не меняется, а скорее открывается его истинная натура. Кто он есть на самом деле. Глубоко внутри. Вот. — я достаю боевой кинжал Ферберна-Сайкса, сделанный из старого штыка, и протягиваю ей: — Кажется это твое.

— … — она молча берет его в руку и вопросительно смотрит на меня.

— Ты знаешь, что делать. Что тебе на самом деле нужно. — говорю я: — А вон там пожарная лестница с крыши. Я распорядился чтобы тебя не преследовали.

Шизука исчезает за моей спиной, и я чувствую ее дыхание сзади. Смотрю на закат. Действительно красиво.

— Это все? — спрашивает она у меня и ее шепот шевелит волосы у меня на затылке. Она сзади с кинжалом. Самая дурная мысль из всех, что могли взбрести мне в голову. Ставим все на зеро? Если она сейчас сделает движение… одно из многих, которые я ей показал, если она решится — то моя жизнь в этом мире закончится. И так тому и быть. Если ваша любимая жена решила вас отравить — то вам лучше съесть этот яд. Потому что заслужили. Потому что если такой близкий человек хочет вашей смерти — значит вы что-то сделали не так и очень сильно. Шизука — одна из близких мне людей. Ближайшая… даже Томоко и Натсуми не знают обо мне того, что знает она.

— Лично я верю в то, что человек может меняться. — говорю я, глядя на алые цвета впереди: — Что он может становиться лучше. Но только в том случае, если он сам этого захочет. Тебя можно сломать, но нельзя перевоспитать. И отчасти это моя вина — твой триггер.

Удар. Я скашиваю глаза. Рядом, в жестяной крыше здания — торчит боевой кинжал британских коммандос.

— Я не могла по-другому — говорит Шизука: — он… он так со мною поступал! Я… думала ты такой же!

— Если ты имеешь в виду — грязный манипулятор и сволочь, то ты права… — отвечаю я и поворачиваюсь. Обнимаю Шизуку, чувствуя, как ее трясет в моих руках. Отходняк.

— Наверное я и заслуживаю лежать тут, на крыше с выпущенными кишками, но речь не обо мне. Речь о тебе, дорогая. Ты — заслуживаешь большего. Ты заслуживаешь любви. Ты заслуживаешь теплоты и дружбы. Уверенности в завтрашнем дне.

— Я… у меня… но ты поможешь мне? Пожалуйста! — поднимает она глаза, и я аккуратно, пальцем — вытираю ей слезу с щеки.

— Конечно. — говорю я: — Ты же моя семья. А семья — это когда никто не остается позади и никого не забывают.

— Это из мультфильма. — говорит Шизука, но не вырывается из моих объятий.

— Лили и Стич. Хороший мультик. Там тоже был такой… синий монстрик. Орудие убийства. Образец шесть два шесть.

— Твой снайпер устал… — указывает Шизука: — но она все равно бы не успела.

— Я знаю. Я подменил ей дротик в винтовке. Ты бы успела уйти.

— Но… зачем? Разве ты не продумал это все? Разве у тебя не было плана?

— У меня не было плана. Я не знал, что делать. Я знал только одно — что я не могу тебя убить сегодня. То есть… я мог бы — физически это легко. Но на этой планете нет такой силы, что бы заставила меня это сделать. Я — верю в тебя. И если случилось бы так, что я ошибся, то и в самом деле — лучше бы мне умереть с моей глупой верой в тебя.