"Фантастика 2023-174". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Угу, угу. В прошлый раз тебя две девушки сюда провожали…
— Во-первых не девушки, а моя младшая сестра и ее подруга, а во-вторых, не провожали, а преследовали. Выслеживали. Развлекались так.
— А сегодня еще какая-то, высокая и красотка. У тебя с ней? — Отоши поднимает руку, сжатую в кулак, с оттопыренным мизинцем. Снова этот мизинец.
— Это одноклассница. По пути было из школы — поясняю я. Да, я теперь просто оставляю форму для занятий в школе бокса и могу по пути из школы сразу заходить на тренировку, слава богу на меня график тренировок не распространяется. Отоши, кстати, тоже постоянно тут ошивается, надо бы ему сказать, что если он хочет с девушками познакомиться, то проводить все свое время возле мешков, груш и прочих снарядов — неконструктивно. Пусть в школу танцев идет, там от девушек отбоя нет, а мальчиков как раз не хватает.
Я снова поднимаю руки и отрабатываю серию, начиная от скользящего шага немного сбоку, короткий удар с подшагом, перенос центра тяжести на переднюю ногу, уход влево и хук, снова хук уровнем чуть ниже, удар локтем.
— А вот это не по правилам — замечает Отоши: — я, кстати давно заметил, что ты не по правилам работаешь. Готовишься в Медвежьем Кругу выступать? Ты имей в виду, что в прошлом году, как говорят — там парня одного не откачали. Ударили в висок так вот и все. Слушай, а если она просто одноклассница тебе — может ты ее со мной познакомишь? Скажешь, так и так, сенпай из школы бокса, умный и добрый парень… а?
Я отхожу от мешка, подрагивающего после ударов, поворачиваюсь к Отоши и некоторое время смотрю на его открытое, честное лицо. Хороший ты парень, Отоши, думаю я, и с моей стороны было бы неприкрытым свинством тебя с Натсуми-тян свести. Потому что Натсуми-тян — это гремучая смесь всего и сразу, и я даже не знаю, когда и где там рванет. И если прочие мои знакомые девушки на настоящий момент — тоже со своими тараканами и прочими ментальными закавыками, то у нее прямо-таки Северный Ледовитый Океан, где под толщей ледяной воды где-то на глубине — таятся огромные чудовища. Это тебе не Шизука-тихоня, которая просто напридумывала себе всякого и реализовать попыталась, а как не удалось — так и переключилась легко. Не Томоко, которая во всех грехах обвиняла сама себя. Уж тем более не Наоми, которой с одной стороны любопытно, а с другой — страшновато и на этой грани вещи приносят ей удовольствие. Нет, Натсуми-тян делает все серьезно. Я так и вижу, как она стоит с прямой спиной и с окровавленным лезвием катаны в руке, не дрогнув ни единым мускулом на лице. И если Шизука не жалеет других, зациклившись на своих чувствах, Томоко, в свою очередь, — не жалеет себя, подчиняясь мнению окружающих, то Натсуми не пожалеет ни себя, ни других на своем пути. Вот прямо-таки чувствуется эта непрошибаемая уверенность и готовность идти до конца. Одним словом — дочь самурая еще больше самурай, чем сам самурай. И, в отличие от Шизуки, если бы в том кабинете была Натсуми — я бы оттуда живым не вышел. Потому что Натсуми продумала бы все, потому что она бы взяла хороший клинок и отвлекла внимание. Например, разделась бы догола и нож за спиной спрятала. Только я рот раскрыл бы (а я бы раскрыл рот, уж больно у нее фигурка ладная) — как получил бы десяток сантиметров нержавеющей стали в живот. Или как говорят английские моряки — на Питерхэдском берегу, в засаде Макдугал, пять дюймов стали в грудь врагу отмерит мой кинжал. Опасная девушка эта Натсуми.
А тут — Отоши-сенпай. Отоши-кун. Весельчак и балагур Отоши. Человек, который в покер играть не умеет, потому что у него на лице все написано. Это как юную особу из богатой семьи, начинавшуюся романчиков и стихотворений — свести с прожжённым светским альфонсом. У Отоши нет никаких шансов выйти из этого знакомства целым и невредимым. Она его прожует и выбросит на обочину жизни с разбитым сердцем и разрушенной верой в человечество. При этом она сделает это даже не потому, что ей это будет особо нужно. Просто так. потому что ей скучно. Искренне начинаю подозревать что Натсуми-тян у нас психопат, так как у нее частично атрофирована эмпатия.
— Не могу я тебя с ней знакомить — отвечаю я: — не в таких уж мы хороших отношениях. Просто совпали вместе по пути домой.
— Ой, не свисти — прищуривается Отоши: — будто я в школе не учусь. Да за все время, что я живу — никто и никогда со мной до дома не шел вместе, хотя со школы и по дороге домой — девушек пять только моих одноклассниц живет. Если она с тобой ходит, то значит у вас что-то есть. А если ты об этом не знаешь, то тебе это особо не надо, у тебя вон сестренка есть и ее подружка. А ты, раз тебе это не надо — меня с ней сведи.
— Чего?! Сестренка?!
— А чего? Инцест же! В современном мире это общепринято. — кивает головой Отоши: — Была бы у меня сестренка…
— Ты долбанулся головой, Отоши — говорю ему я: — вставай лучше в пару, я тебе голову два раза встряхну, чтобы мысли дурные выбить. Инцест ему…
— Щас. — Отоши напяливает перчатки: — только чур, не сильно, в прошлый раз ты тяжело бил. Мы ж капы не надеваем и шлемы тоже. Ты обозначай, а не лупи со всей дури, ты так двенадцать раундов не простоишь. Даже три не вывезешь.
— Принято — киваю я: — вполсилы.
— Не, давай в четверть. — Отоши распрыгивается на носках и вращает головой, разминаю шею: — у меня голова — ценный предмет. Я ей думаю.
— Ты в нее ешь — говорю я: — иначе откуда у тебя такие мысли дикие?
— А чего? — удивляется Отоши: — это ж культура …
— Эх, Отоши… руки подними! — и я легонько обозначаю джэб в его сторону. Он тотчас отпрыгивает и поднимает руки. Ученый. Я иду по кругу, постепенно скрадывая дистанцию и думаю о том, что Отоши, как человек, у которого нет родной сестры — не понимает, насколько такая мысль не сексуальна. Родная сестра всегда воспринимается как что-то ну совершенно не сексуальное, как и мама, например. И да, я знаю про всю эту мангу с тэгом «инцест», но уверяю вас, что это снаружи привлекательно — когда на самом деле ты смотришь на это со страниц манги. Думаю, что чрезмерно сложная социальная жизни и атомизация бытия современных японцев и приводит к инцестам. Потому что — познакомиться где-то здесь — это очень сложно, нужно кучу энергии приложить. А у японцев — сперва школа, потом университет, потом работа и все время некогда. Не до того. И всегда эти сложные ритуальные танцы и все прочее. А тут у тебя дома есть девушка или женщина и вроде как и ей тоже деваться некуда и… и вообще, если детей иметь не будут — так и ради бога. Но я лично свою мелкую приставалу как сексуальный объект не воспринимаю, равно как и мою мать, которая, надо сказать — весьма привлекательна. Более того, я сейчас даже Томоко с Шизукой как таковые объекты тоже не воспринимаю. Какие-то сексуальные позывы могут быть в отношении Наоми… конечно же Натсуми и однозначно — Мидори-сан. В то же время я понимаю, что Наоми и Натсуми — это перья из хвоста Жар-Птицы, как там Ершов писал — «много-много непокою принесет оно с собою». Соответственно простая математическая логика подсказывает, что два пера — в два раза больше неприятностей. А уж житейская логика подсказывает что от двух девушек неприятностей не в два раза больше, а почему-то сразу в десять. Вспоминаем зебру Марти, который говаривал — «тебе нужны неприятности? Уверен, что нет!».
Мне в голову прилетает хук, перчатка скользит по темечку, едва задев, но все равно неприятно. Я делаю уклон, на автомате обозначаю двоечку. Отоши лыбится, мол попал, а ты не зевай. Ах так, думаю я… джэб, джэб… и я уже приучил Отоши к тому, что после двух джэбов я или отхожу, либо работаю с правой. Вот и сейчас — после двух моих ударов левой — он чуть приседает, готовясь к отражению удара правой, но вместо этого я проваливаюсь вперед с мощным джэбом Дэмпси — разворачивая кулак обратным джоултом, так, что большой палец смотрит вниз, а мизинец — вверх, максимально выворачивая локоть. При таком положении рука и тело превращаются в жесткую конструкцию, а вывернутый вертикально кулак легко проходит между поднятых перчаток.
— Уфф!!! — крякает Отоши, приняв джэб Дэмпси на грудь и отшатнувшись. Я не стал бить в голову, как не стал и дополнять этот удар всем весом — иначе он бы не устоял на ногах. Джэб Джека Дэмпси — это еще и выпад, как в фехтовании, практически падение на переднюю ногу, а вся энергия этого падения, усиленная вращением бедра и спины, разгибанием руки, как хлыстом — приходится на кулак. Так вот, этот выпад я делать не стал, смягчив удар. Такой вот удар левой ничуть не слабее хорошего правого, а главное — его от тебя не ожидают. Привыкли принимать джебы на перчатки, впрямую, разленились.
— Говорил же — в четверть силы! — укоризненно замечает он, отшагнув и потирая перчаткой грудь в том месте, куда пришелся удар: — ты меня так покалечишь скоро. А у меня еще свидание с твоей одноклассницей, как там ее зовут?
— Зовут ее Натсуми. А удар был в четверть силы. — отвечаю я, ожидая, когда он вернется в бой.
— Натсуми-чан… — мечтательно заводит глаза вверх Отоши: — мы бы с ней были прекрасной парой, раз у тебя все равно инцест с сестрой и ее подругой.
— Вроде и бил тебя несильно, но у тебя все равно с головой что-то — сочувственно говорю я, поднимая перчатки: — надо бы, с другой стороны, ударить, чтобы на место мозги поставить. Готов?