"Фантастика 2023-179". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
И через несколько минут перед Хофру предстал, собственно говоря, пациент – тощее, всклокоченное существо, грязное настолько, что, казалось, его намеренно вываляли в грязи.
Существо это… отбросило с лица спутанные черные волосы и с вызовом уставилось на Хофру. Так, словно хотело сказать: не нужна мне твоя помощь, и вообще, проваливай…
«Элеана», – жрец без особого интереса рассматривал девушку. И вдруг словно иглу под сердце вогнали.
Стоп!
Элеана без крыльев… Так это же – это же забава самой Териклес!
Хорош же Говорящий – и чем это он, Хофру, успел провиниться? Не вылечишь элеану, не сносить головы. Териклес не простит, если ее драгоценная куколка навеки закроет глаза…
Говорящий-с-Царицей появился тотчас же.
– А-а, брат Хофру! Мне ведомо, насколько ты преуспел в науке врачевания, а потому – заметь, это большая честь! – потому займись ногой этого юного создания. Надеюсь, ты помнишь Андоли?
«Так, значит, вот кто вырос из розовощекого младенца», – Хофру молча подошел к скорчившейся на низкой скамье элеане.
– Андоли превосходно владеет языком серкт, – добавил Говорящий-с-Царицей.
Он постоял-постоял, наблюдая за Хофру, а затем удалился. Жрец остался один на один с невероятно грязной, растрепанной девицей, у которой, судя по опухоли, приключился перелом голени.
… А дальше – дальше дни покатились, словно алебастровые шарики по склону. И как-то незаметно отмытая от грязи, чистенькая элеана стала единственным светлым пятном в жреческой жизни. Такое иногда бывает; Хофру довольно долго изучал свойства минералов Эртинойса, и нашел один невзрачный на вид камешек, который, будучи оставленным на грязном полотне, начинал его выбеливать. Даже засохшие пятна крови выводились, и ткань делалась чистой, будто новой.
Хофру было спокойно и уютно смотреть на ее гладкие косички, на тонкие пальчики, порхающие над вышиванием. Тихими утренними часами он находил утешение в прозрачных аметистовых глазах, в которых как будто спряталась радуга. Даже беспокойная душа Хофру забывала на время о десятках изрезанных в подземелье тел, которые затем просто сжигались… Жрецы торопились, выжимая последние крохи новых знаний об обитателях Эртинойса. И все было бы хорошо, если бы этот храм спокойствия не разломала сама Андоли, если бы не потянулась в страхе и одиночестве к жрецу, если бы, наконец, не выследила его в подземелье и не увидела то, чем занимались серкт в черных одеждах…
– Я тебя ненавижу, – глухо стонала она в подушку, – ненавижу, ненавижу! Скольких ты убил, Хофру? Десятки? Сотни?
И без толку было объяснять ей, что так – надо, что в этом тяжкая обязанность жреца. Как донести до понимания элеаны, что ее собраться гибнут во имя великих знаний серкт?
Андоли словно помешалась.
– А может быть, это ты мне крылышки подровнял, а? И как, весело было? Что молчишь?!!
– Будет лучше, если мы никогда больше не встретимся, – наконец выдавил из себя Хофру, – надеюсь, ты сможешь забыть… все это.
О том, что сам он не забывает ничего и никогда, жрец предпочитал молчать.
… Хофру ни минуты не тешил себя сладкой мыслью, что Андоли вернулась к нему, для этого маленькая бескрылая элеана слишком его ненавидела. Но возвращаться для того, чтобы попытаться убить Царицу?
«Но будь Териклес прежней, их попытка могла бы увенчаться успехом», – мысленно возразил себе Хофру, – «будь она прежней, нам пришлось бы уйти из этого мира и искать новые земли».
Н-да.
Всемогущая Селкирет играла смертными, свивая нити судеб в тугие узелки. Будь Териклес прежней... Но маленькая Андоли не могла предвидеть, с каким чудовищем столкнется, а потому наверняка вела отряд отчаявшихся на верную смерть.
– Зачем ты вернулась, Андоли? – прошептал Хофру, – это было ошибкой, возвращаться во Дворец.
На бледном личике элеаны появилось страдание. Сев на полу, она стиснула на груди руки.
– Хофру... Скажи, только скажи, что они сделали с остальными?
– А тебя, значит, твоя собственная судьба уже не интересует?
Он прошел вглубь камеры и остановился над элеаной.
– Не знаю, – Андоли поникла, – но ведь ты... скажешь мне правду? Что они... что вы сделали с кэльчу?
– Ничего.
Хофру разглядывал нищенские тряпки, в которые была одела Андоли. К тяжелому запаху давно не стираной одежды примешивался мятный холодок, единственное напоминание о том, какой Андоли была здесь, в саду Царицы.
Элеана обхватила голову руками и уткнулась носом в коленки.
– Не обманывай меня. Я ни за что не поверю, что Царица запросто вот так простила нас...
– А разве я говорил о прощении? – он оторвался от созерцания макушки Андоли, окинул взглядом камеру.
Мрак, зловоние, холод. Да здесь и здоровый страж долго не продержится, не говоря уже о хрупкой элеане. Как назло, под сердцем сладко кольнуло воспоминание – то единственное, ради которого стоило жить: Андоли, свернувшаяся калачиком на постели. Кажется, тогда она еще могла улыбаться во сне... Но ведь у каждого смертного бывает то счастливое время, когда он засыпает и просыпается с чистой и невинной улыбкой. Потом время это проходит, и остается лишь окаменевшее, холодное сердце в груди.
– Мне придется допросить тебя по всем правилам, – неохотно процедил Хофру, – надеюсь, ты понимаешь, что это значит. Такова воля Царицы.
Андоли тихо всхлипнула, и ее плечи предательски задрожали.
– Я не хочу этого делать, – добавил жрец, – у меня есть некоторые соображения, как этого можно избежать.
– Мне все равно, – покачала головой элеана, – теперь...
– А мне – нет, – хмуро отрезал жрец, – и я по-прежнему хочу, чтобы ты убралась отсюда как можно быстрее.
Девушка вскинула на него удивленные глаза, и в тот миг Хофру захотелось бежать из камеры подальше, навсегда, чтобы уже никогда не встречаться с той чистотой и невинностью, которые все еще жили в волшебных аметистовых глазах.