"Фантастика 2023-181". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Спираль засияла ярче.
– Хорошо, – сказал Марфор.
– А я спущусь вниз, пропущу стаканчик грога, – изо всех сил стараясь говорить беззаботно, продолжала Ваниэль.
– Да, грог – это как раз то, что нужно в такую ночь, – произнес Марфор и поднялся тоже.
Ваниэль напряглась, думая, что он захочет составить ей компанию. Но эльф просто обнял ее.
– Я люблю тебя, Ваниэль – сказал Марфор, целуя ей веки. – Никого не любил, никогда. А тебя люблю.
Он ощутил губами, как ее веки снова набухли от сдерживаемых слез. Ваниэль сделала слабое движение, словно хотела освободиться. Марфор отпустил
И вот теперь в сером утреннем свете на столе белела записка. Марфор взял ее, с удовольствием отметив, что рука его не дрожит. Среди зачеркнутых и снова повторенных рун отчетливо можно было разобрать только:
Ты выиграл пари, и я уезжаю из Железного Леса. Пока идет война, я не вернусь домой.
Ты, может, и простишь меня, но я не могу.
Эльф отложил записку. Марфор подхватил со стола вазу с сухими цветами и метнул ее в стену.
– Сука! – рявкнул он. – Что я должен простить?
Ответа не последовало. В глазах у Марфора от резкого усилия потемнело. Он оперся руками о стол и некоторое время приходил в себя. Марфор приблизился к зеркалу и долго вглядывался в свое отражение.
Из прохладной глубины на Марфора смотрел эльф, которому к лицу не далее трех дней назад приложили раскаленную подкову. Возможно, до этого эльф был очень красив. Но сейчас был не то что безобразен, а просто отвратителен. Уголок глаза шрамом оттянуло вниз, и это придавало лицу идиотическое выражение. Косо наложенный на лицо зигзаг раны казался вторым, жутким ртом, растянутым в вечной улыбке имбецила. Марфор знал, что скоро будет выглядеть гораздо лучше. Спадет припухлость, уйдет багровая краснота, зарастут грубые стежки шва. Но страшная, гротескная улыбка, проступающая на лице Марфора, словно истинное лицо демона из-под маски, под которой тот прячется – останется.
И скорее всего, до самой смерти. Кайт сказал, когда они расставались: «Эта рана окончательно не заживет никогда. Я, как и любой порядочный врач, не умею лечить раны, нанесенные Цин. Никто не умеет, кроме мандречен». А визит в мандреченский госпиталь можно было расценивать как удачную попытку самоубийства. Для опытного врача рана – то же самое, что стежки следов на снегу для охотника, или раскрытая книга для ученого. Прочесть по ране Марфора, кто и как ее нанес, не составило бы для мандреченского хирурга большого труда.
Эльф поднял руку, замахиваясь. Зеркало дрогнуло в своей раме, словно от испуга. Но Марфор передумал и остановил руку на полпути.
Он оделся и спустился вниз.
Глиргвай всегда чувствовала себя уверенно в окружении деревьев. Какое-то врожденное чувство, которым обладал каждый темный эльф, почти никогда не позволяло ей сбиться с направления. Если не считать того жуткого вечера после гибели отряда Махи, Глиргвай ни разу не заблудилась в Железном Лесу.
А в таверне гостеприимного гоблина она потерялась. Уже оказавшись на улице, эльфка сообразила, что повернула не в ту сторону, когда вышла из своего номера. Лестница, ведущая вниз, показалась ей немного не такой, какой она была вчера… и теперь, стоя на заднем дворике таверны, Глиргвай поняла, что это была просто не та лестница. У забора находилась высокая поленница, калитка была приоткрыта.
Было холодно, но не настолько, чтобы Глиргвай не выглянула в калитку. «Всегда знай, что у тебя в тылу – дольше проживешь», как любил говорить Хелькар. Да и на ней был теплый свитер – кольчужник, который девушка сделала себе сама. Нить из слюны паука распустить было очень сложно, и каждая, даже самая опытная вязальщица перед тем, как браться за создание кольчуги, сначала делала пробный свитер из серой овечьей шерсти. Глиргвай же не относила себя к опытным вязальщицам – даже шерстяной свитерок пришлось перевязывать два раза.
За калиткой эльфка обнаружила прелестное крохотное озерцо в окружении голых черных деревьев. Глиргвай остановилась. Покрытое льдом озеро казалось запыленным серебряным зеркалом – такое впечатление создавалось из-за припорошившего его снежка. И эльфку вдруг пронзило желание, простое и ясное, детское желание взрезать этот нетронутый лист коньками, да так, чтобы к небу взметнулся снег, исписать его серебро изящными рунами.
На катке в Жемчужной Капле Глиргвай была одной из лучших.
Но ее коньки остались в Доме, которого больше не было.
На другом берегу озера обнаружилось неказистое строение. Из трубы шел дым. Эльфка задумчиво осмотрела постройку. Сооружение было крепким, но слишком уж маленьким для того, чтобы в нем жить.
Глиргвай услышала шаги за спиной и обернулась так резко, что чуть не сбила Магнуса с ног.
– Привет, – сказал гоблин. – Я вот баньку решил затопить, суббота ведь сегодня… А ты на коньках хочешь покататься?
– У меня нет коньков, – пробурчала Глиргвай.
– Я тебе дам, напрокат, – сказал гоблин.
Глиргвай в ответ посмотрела на него так, что он смущенно усмехнулся и направился к сараю,от которого тепло пахло сеном. Некоторое время Магнус возился там, чем-то загадочно побрякивая. Глиргвай не пошла за ним. И по теплому мерцанию, наполнившему ауру гоблина, эльфка поняла, что поступила правильно. Во время войны в сараях могут храниться самые разные вещи, не предназначенные для взглядов чужаков. За пустым бочонком и упряжью, которую давно надо починить, вполне могут оказаться ящики с наконечниками для стрел. Таверна гоблина была местом, где самые заклятые враги были вынуждены придерживаться нейтралитета. Но цена независимости и права не примыкать ни к кому всегда очень высока.
Коньки у Магнуса оказались дорогие, с острыми, как лезвие кинжалов, стальными полозьями. Поначалу привыкшая к деревянным конькам Глиргвай не могла на них удержаться. Мысль о том, что сейчас кто-нибудь придет посмотреть на ее упражнения и, не дай Мелькор, захочет присоединиться, познакомиться и пофлиртовать с молоденькой эльфкой, помочь правильно стоять на льду, только добавляла неуклюжести. Но никто не приходил. Глиргвай для разминки проехалась несколько раз вокруг озера, потом попробовала простенький пируэт. Потом пируэт с подскоком. «Бой – это танец, хотя это избитая истина», говорила Маха юной партизанке, когда обучала ее фехтованию. – «А самые лучшие танцы – это танцы на льду. Если ты научишься танцевать на льду, то и драться на мечах ты будешь просто отлично».