"Фантастика 2023-181". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Но Аскара словно не слышал подначки. Насупившись, почесывая костлявое плечо, он с задумчивостью уставился на облака в высоком светлом небе и огненный зрачок Арсолана, пылавший над степью. Взгляд его скользил над крышами бараков, поросшими травой, над возвышением насыпи и бревенчатым тыном, над плотными зарослями колючего кактуса, словно санрат пытался разглядегь полчиша всадников на рогатых скакунах, что торопились к стенам его крепости. Наконец он спросил:
— Сколько их?
Иллар уклончиво усмехнулся:
— Кто сочтет звезды на небе, господин?
— Их больше, чем этих хиртов? — Аскара пнул колчан с оранжевыми и белыми ромбами, валявшийся на земле.
— Уж всяко не меньше…
— Точнее, ты, сын черепахи! — Лицо санрата налилось кровью, он с угрозой занес над головой лазутчика кулак. — Говори! И помни, кто перед тобой! Наш наком и наследник Удела Одисса!
— Если у тебя свербит в ухе, милостивый господин, не надо чесать под мышкой. — Покрытое пылью лицо Илла-ра насмешливо сморщилось. — Я сказал все, что видел, все, что было мной написано и что передали твои барабанщики. Клянусь благоволением Мейтассы!
— Плохо же ты глядел, падаль! — Кулак Аскары метнулся вниз, но Дженнак придержал руку санрата.
— Дареному попугаю не заглядывают в клюв, — спокойно произнес он. — Теперь мы знаем, что в степи бродит орда, — чего же еще? Может, их пять тысяч, может, десять… Что от этого изменится? Брат мой Джиллор придет с войском не раньше Дня Камня или Глины, а до того мы должны защищать Фирату. Не так ли, санрат?
Квамма хлопнул себя по мясистым ляжкам.
— Внимание и повиновение! Мудрые слова, мой наком, мудрые слова! Если бы мы и проведали сейчас, сколько дерьмодавов бродит в прерии, это не прибавило бы нам ни единого копья! Пусть будет, что будет. Все в руках Шестерых!
— Да свершится их воля! — Повернувшись к лазутчику, Дженнак кивнул на пестро размалеванный колчан: — Выходит, у каждого тасситского Клана есть свои знаки? Как в Серанне в старые времена?
— Да, мой повелитель, — охотник почтительно сложил руки перед грудью. — Есть знаки, такие же, как наши. Одни украшают обувь иглами ежей, другие плетут пояса из змеиных шкур, третьи втыкают в волосы перья куропаток — и все они по-разному раскрашивают лицо, тело и оружие. Вот стрела хиртов, цвета охры… — он потянул из колчана стрелу. — Такая же у отанчей, но с черным кольцом посередине древка, и наконечник на ней плоский, не граненый. Себры, те…
Дженнак слушал его и постепенно начинал понимать, что этот охотник-шилукчу, этот неказистый, грязный, прокаленный степным солнцем человек воистину является знато- ком из знатоков. Он говорил на двух десятках тасситских наречий, он знал, где и когда кочуют восточные Кланы, он мог с тысячи шагов отличить дикого быка от прирученного скакуна, он ведал, как степняки вьщельшают шкуры, как плетут циновки, как заквашивают молоко. И он умел прятаться среди травы, в холмах и распадках, на берегах ручьев и редких озер, и даже в полупустыне, где только колючие кактусы тянули к небу свои искривленные ветви. Странно, что такой искусник не сумел счесть тасситских воинов!
Решив поразмыслить о том на досуге, Дженнак сказал:
— Раз у каждого из племен своя одежда и свое оружие, они легко отличат чужака. Ты обмолвился, Иллар-ро, что перед тоуни выдаешь себя за отанча, а перед отанчами за кодаута… Но всякий, бросив взгляд на твой лук, на твои нож и пояс, на твою обувь, легко разоблачит обман.
На смуглом лице охотника промелькнула лукавая усмешка.
— Люди — разные, мой господин. И даже здесь, в степи, все больше таких, кому нравятся луки отанчей, пояса себров, обувь хиртов, а ножи так и вовсе одиссарские. Тут, — он похлопал по лежавшему рядом плотно набитому мешку, — много всякого добра… стрелы десяти племен, краски, перья, сбруя, украшения… Если я захочу стать отанчем, то стану им, хотя бы в глазах тоуни. — Он снова усмехнулся. — Вот только лук я не меняю. Лук я сделал сам, мой светлый господин, и против него тот, что в руках твоего таркола, простая палка.
Иллар покосился на хиртский лук, небольшой, сильно изогнутый, с волосяной тетивой, и скорчил презрительную гримасу. Похоже, это задело Орри; он хмыкнул, с угрюмым выражением уставился на лазутчика и пробормотал:
— Для шилукчу всякий лук плох.
— Но из этого, почтенный таркол, не попадешь в глаз быку и с пятидесяти шагов! Клянусь мощью Тайонела! — Иллар склонил голову, как подобало при упоминании бога земной тверди. Вероятно, он знает не одни лишь барабанные коды, но и киншу, решил Дженнак.
Рука Орри легла на колчан с оранжевыми и белыми ромбами.
— Койот, раскрасивший шкуру охрой, не превратится в ягуара, — буркнул он, натягивая тетиву. — Лук, плохой для шилукчу, хорош для кентиога.
Свистнула стрела, впилась в один из столбов, что поддерживали сигнальную вышку, и Квамма с Аскарой одобрительно закивали головами. Видно, опытные воины догадывались, куда целил таркол, но Дженнаку сие было неведомо. Поймав его вопрошающий взгляд, Орри пояснил:
— Там сучок… не больше бычьего глаза… и шагов до столба — шестьдесят.
— Отличный выстрел, таркол! Кентиога и впрямь стреляют лучше шилукчу! — Охотник сокрушенно развел руками и поинтересовался: — Неужели ты никогда не промахиваешься?
— Никогда!
Иллар-ро оглядел Орри Стрелка с ног до головы и, почтительно приложив к груди грязную пятерню, произнес:
— Я, в общем-то, тоже.
Лазутчик не солгал — у западного одиссарского рубежа бродили не только воины хиртов. Вероятно, этот Клан, первым напавший на Фирату, подчинялся некой общей стратегии, заранее разработанной и согласованной, а не слепому порыву жадности или ненависти. Располагай Аскара лишь отрядом своих стрелков, хирты могли бы, пожалуй, ворваться в крепость или настолько ослабить гарнизон, что ему не удалось бы отбить следующую атаку. Подобного не случилось; и, заплатив жизнями трех сотен воинов, хирты выяснили, что оборона Фираты крепка, людей в ее стенах много, но все — легковооруженные, без прочных костяных доспехов, больших щитов и длинных копий с древками из железного дерева, которыми можно остановить скакунов. Разумеется, то, что стало известно вождям хиртов, знал теперь и предводитель всего степного воинства.
Оно затопило прерию в День Ягуара, благоприятствующий битвам, внезапным нападениям, сокрушительным атакам и штурмам крепостей. Дженнак, стоявший со своими санратами на вершине насыпи, с невольным трепетом взирал на лавины всадников, что вздымались над горизонтом, как волны прилива у стен одиссарского дворца; с угрожающей неторопливостью они текли по степи, наползали на Фирату, и перед этой ордой ее валы и частоколы, ее рвы и башни, и вся сила и мужество ее защитников казались ненадежными и жалкими, словно форт был сейчас подобен муравейнику под стопой великана.