"Фантастика 2023-185". Компиляция. Книги 1-17

Первухина Александра Викторовна

— Да мы ведь, так сказать…

В итоге у них получилось: «Дномык в медь и в такрямь зватьдь!..»

Берендей был в восторге. Правда, записать он не успел и взволнованно попросил:

— Еще раз, будьте добры! И помедленней, пожалуйста…

Первый Брок наконец догадался, чего от них хотят, и радостно воскликнул:

— Я еще знаю «ешкин кот»!.. — но тут вдруг к царю обратилась Сашенька:

— Ваше величество, а можно уже садиться?

На нее с двух сторон возмущенно зашикали Сушик с Мироном, но Берендей смутился, поспешно спрятал за пазуху красную книжицу с пером и простер руки:

— Конечно, конечно, гости

дорогие! Прошу всех к столу.

К чаю подавали блины. Но какие! И сколько! Такого блинного разнообразия ни Броки, ни тем более Саша с Мироном, в жизни не видели. Тут были блины ржаные, пшеничные, гречневые, пшенные, манные, овсяные… Блины были опарные — из дрожжевого теста (простые и заварные) и «скородумки» — из сдобного пресного теста. Присутствовали на царском столе блины простые (для сметаны и масла) и острые (для соленой рыбы и икры), блины с «припекой», блинчатые пироги (блинницы) — уложенные стопками один на другой блины, переслоенные разными начинками. Нашлось тут место и фаршированным блинчикам (блинчатым пирожкам) — с завернутыми в середину разнообразными закусками. А также лоснились румяными аппетитными поверхностями прочие блинки, блинцы и блинчики, для которых во множестве расставленных вокруг вазочек, блюдечек и прочих плошек белели, блестели, желтели, лоснились, краснели, искрились — что как могло себя показать — упомянутые уже сметана, масло и икра, а также мед не менее десятка сортов, сиропы и варенья — каждых по доброй дюжине видов, и много чего еще, о чем даже слышать и читать нашим путешественникам не приходилось, не то чтобы видеть, а уж тем более пробовать.

Первые полчаса за столом раздавалось лишь хлюпанье, чавканье, чмоканье и прочее фырканье, тресканье и шамканье. Разумеется, в благообразных пределах и нормах. Но любая норма, да шестикратно усиленная; да подогретая здоровым аппетитом; да сто… или сколько там — кратно раззадоренная блинным разнообразием; да разгоряченная ароматнейшим чаем с колотым сахаром вприкуску… Короче говоря, шум за столом стоял тот еще. И слышать его со стороны было попросту невыносимо без того, чтобы не истечь слюной. Благо что со стороны никто этих звуков и не слушал. Вкушали все. Даже придворного розыскника царь Берендей допустил на сей раз к общему застолью, хоть и выделил ему самое крайнее место.

Но вот чавканье стало все медленней, тише и реже, фырканье прекратилось совсем, а на смену им пришли тягостные отдувания, блаженные постанывания и покряхтывания, а пару раз прозвучала даже неблагозвучная отрыжка. Потом еще раз, а потом трижды кряду.

То ли Берендею эти новые звуки не пришлись по душе; то ли он попросту понял, что гости сыты по самое горлышко, и продолжать сладкую пытку он посчитал негуманным; только царь хлопнул пару раз в ладоши — и стол опустел. Даже крошек и варенично-масляных пятен на скатерти не осталось. Лишь посередине стола — два ближе к краю и один в центре — возникли массивные светильники с дюжиной зажженных свеч в каждом, а хрустальные люстры под потолком погасли, что сразу сделало помещение загадочно-настороженным и деловито-серьезным.

В зале повисла тишина, изредка прерываемая тяжкими вздохами. Не в смысле грустными или печальными, а именно тяжкими — от тяжести в желудках. Ну, может быть, чуточку — от сожаления, что так и не удалось кому-то отведать того или иного сорта блинов.

Тем

не менее, присутствующие понимали, что они сюда не к теще на блины прибыли. Правда, справедливости ради стоит отметить, что и прибыли-то сюда многие отнюдь не по своей охотке. И все же, дело — есть дело. Уж Броки-то это знали. Да и Сашенька с Мироном все-таки были уже достаточно взрослыми людьми, чтобы уверовать в справедливость поговорки «делу — время, а потехе — час». Вот это самое время и пришло.

— Что скажете? — без предисловия начал Берендей.

— Спасибо, все было вкусно, — ответил первый Брок, хоть в общем-то понял, что именно имел в виду царь. Но ему хотелось потянуть время, добиться, чтобы Государь стал задавать конкретные вопросы. Тот и задал:

— Как собираетесь искать Ваню? Что-нибудь придумали?

— Нами был опрошен свидетель, — брякнул сыщик номер два, на что первый досадливо поморщился: не надо, мол, об этом-то!.. Брок-два и сам уже спохватился, что сболтнул лишнее, ведь Марфа предупреждала о напряженных отношениях с царем. Но слово, как известно, — не воробей… Сыщик прикусил язык, однако Царь-батюшка уже насторожился:

— Свидетель? Кто таков? Почему этот негодяй от меня скрывал, что видел?

— Да она не видела ничего! — выпалил Брок-два и повторно устроил своему длинному языку зубастую экзекуцию.

— Она? — недобро прищурился Берендей Четвертый. — Уж не Марфушка ли?

— Марфа Алексеевна, — поправил, подтверждая тем не менее предположения царя, все тот же второй Брок. И первому сыщику волей-неволей пришлось бросаться на выручку «братцу»:

— Между прочим, госпожа Патрикеева неплохо, так сказать, разбирается в вопросе.

— Знаю я, в каких вопросах она разбирается! — пуще прежнего насупился Государь. — И нечего вам с такими свидетелями якшаться.

— Ваше величество, — гордо вскинул голову Брок-два. Его щеки алели, глаза пылали, ноздри раздувались так, что первый «близнец» невольно напрягся, готовясь к худшему. — Вы наняли нас для розысков вашего сына, потому что верите в наш профессионализм, если я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — удивленно поднял брови царь, явно озадаченный метаморфозами сыщицкого лица. — Я не просто верю, я единственно полагаюсь на ваш профессионализм.

— А посему, — вновь дернул подбородком второй Брок, — я бы попросил вас не вмешиваться в процесс расследования и не диктовать нам, так сказать, свои условия, не критиковать наши действия и вообще… — понизил он голос почти до шепота, но такого зловещего, что у многих присутствующих кожа стала походить на крупнозернистую наждачку, — …не лезть, как говорится, не в свое дело.

Послышался глухой стук со звоном. Это упал в обморок главный придворный розыскник Сушик, обронив при этом с носа пенсне.

Смертельно побледнел Мирон, который, судя по всему, мечтал всей душой последовать вслед за Никодимом Пантелеймоновичем в спасительное, сладкое и уютное небытие. Очки на его носу угрожающе перекосились, спеша, вероятно, устроиться рядом с пенсне розыскника.

Схватилась за голову Сашенька, словно ожидая немедленных молний, града и прочих стихийных бедствий. Она смотрела на «дядю» Олега с непередаваемой смесью чувств во взгляде; в нем были и ужас, и восхищение, и жалость, а в первую очередь — удивление глупостью уважаемого ею человека — почти что папы.