"Фантастика 2023-195. Книги 1-17
Шрифт:
— Откуда ты можешь это знать?
— Знаю. — Хрякнула сухая ветка.
— А мутанты? Мутанты всякие бывают… Не водились, так завелись. — Оксана отхлебнула с ложки варево и обеспокоено почмокала губами, глядя на белесый от плесени лес. Непонятно было, что ее тревожит, явный недостаток соли или возможность встретить возле лагеря сказочного Змея Горыныча.
— Хорошо. — Игорь подложил несколько веток не в самый костер, а сбоку, сушиться. — Здесь могут завестись и крокодилы. Так что осторожнее, Ксюха, когда за водой на родничок пойдешь. И еще тут водится такой зверь, ксюхоед. Страшно прожорливый.
— Да что ты меня пугаешь, дурак здоровый. — Оксана настороженно оглянулась на кусты. — Скажи мне честно, могут здесь такие твари появиться или нет?
— Здесь, Ксюха, из больших зверей только медведи водятся. А медведя сколько ни облучай, он крокодилом не станет. Он, если дозу получит, облысеет и сдохнет. И нереститься, к примеру, тоже не начнет. И летать не научится. Максимум, родится какой-нибудь очень уж свирепый мишка. Или там, лапы будут длинные. Но все равно это медведь будет, узнать-то всегда можно. Не так уж это много, тридцать лет.
— А свирепый медведь с длинными лапами для тебя ерунда, значит. — Оксана взяла персональную миску Игоря и, помешивая ложкой, плеснула в нее похлебки. — Вот выйдет сейчас к костру, так ты за эту лапу с ним здороваться начнешь.
— Да медведи тут все передохли давно, здесь же есть нечего. — Игорь сумрачно посмотрел на порцию, которую отмерила ему Оксана. Красноречивый этот взгляд сообщал, что размер черпака мог бы быть и больше. — И с длинными лапами передохли, и с короткими. Нам бы сейчас любой из них на мясо сгодился. Но не встретится, слишком шумно мы идем. Я думаю, в округе сейчас все медведи разбегаются.
— То есть, — Оксана еще раз попробовала похлебку и скрепя сердце чуть-чуть досолила, — бояться нам здесь нечего?
— Ну почему, самой радиации надо бояться. Если ты не хочешь, чтобы твои дети тоже были с длинными лапами. Заразы всякой. И насекомых. У них период жизни короткий, уже много поколений сменилось, могла выработаться какая-нибудь новая дрянь вроде мухи це-це. Укусит тебя такой мутированный комар за щечку — и отбросишь копытца. И все.
— Ничего себе. Так это похуже крокодила. — Оксана с подозрением посмотрела на комара, который как раз собирался сесть ей на руку, и ловко прихлопнула его еще в полете. — Зови всех ужинать.
Сонный ночной охранник жевал бетель, изредка сплевывая на земляной пол кроваво-красную слюну. Разумеется, это не разрешалось, но кто пойдет проверять посты в первом часу жаркой, душной индийской ночи? Если бы еще разводящим в карауле оказался немец, но дежурным офицером был свой, бхаратья, из тех, что воевали когда-то не столько за Союз, сколько против англичан. В отсутствие же аккуратных немцев или фанатичных в пролетарской злобе русских дисциплина в охране сразу падала, да и пост, честно говоря, был из самых спокойных. Здесь никогда ничего не происходило, здесь нечего было испортить или украсть. Любой нарушитель дисциплины мог поиметь здесь только неприятности; это не то, что склад горюче-смазочных или производство технического спирта. Конечно, охранник никогда не позволил бы себе уснуть, спящих часовых в СД расстреливали, но пожевать листочки…
Это не Берлин, это всего лишь Дели.
Послезавтра должны выдать жалованье и паек за две недели, из которого, по слухам, урезали гречку. Сам охранник не любил гречку, но деньги и продукты ему были очень нужны. Он задумался — насколько вообще можно задуматься, жуя листья бетеля, — и красные, как слюна, мысли утекли далеко от опостылевшего дежурства. Он вспомнил недавнюю аварию на химическом заводе, клубящийся на улицах города белый газ и бегущих людей, уже объятых смертью. Они уносили ее с собой, в легких, а потом выплескивали наружу мучительной желтой пеной на губах. Вспоминал свою удачу, зияющие осколками витрины магазинов, сверкающую мелочь на полу, разбитые кассы, армейский респиратор и труп офицера с вывернутым бумажником. Жаркий, удушливый день, обожженный алым солнцем. Почему-то луна сегодня казалась такой же. Неприятного, неживого цвета луна. У часового возникло странное желание оставить автомат и уйти с поста. Потеряться от этой луны и бешеных арийцев… Просто уйти в
Неисчислимыми бриллиантами сияло над ним черное звездное небо.
Охранник не знал, что на следующий день на гильбростанции состоится очередной запуск, да ему и не полагалось знать такие вещи. Он просто жевал бетель, думал о звенящей пустоте жизни и вспоминал. Калейдоскоп пронзительных картин кровавого оттенка, близкий и вечно ускользающий смысл, тайный смысл всего сущего.
Темная фигура у ворот проявилась так внезапно, что охранник едва не поперхнулся собственной слюной. Он вскочил и схватился за оружие. Внутри станции чужих быть не могло, значит… Или это все-таки разводящий? Мысль не успела даже оформиться, как он узнал стоявшего в темноте человека. Офицер СД из славян. Поляк, что последнее время часто заказывал ему обувь. Можно сказать, русский приятель. Теоретически охранник знал разницу между поляками и русскими, но для Индии все славяне шли на одно лицо.
У охранника был знакомый сапожник, сосед по кварталу, что вручную делал туфли. Очень хорошие кожаные туфли, даже подошвы плел. Каждый заказ индивидуальный, с собственным узором, точно по ноге, дешевле и лучше грубых фабричных ботинок. На каждом таком заказе охранник имел четыре марки. Офицер, не заходя в световое пятно, махнул ему рукой.
Охранник не колебался, у него даже мысли не возникло, что постовому не положено отвлекаться. Он послушно отошел в самый угол, в тень. Здесь они были недосягаемы для случайного взгляда и следящих камер центрального пульта. Офицер дал ему сразу три палочки-мерки, это означало три пары обуви, и начал что-то длинно объяснять о полноте стопы в одном из заказов, о подъеме и вросших ногтях своего очередного приятеля. Охранник довольно кивал, запоминая, думая о двенадцати неожиданных марках и о том, как бы поделикатней сплюнуть накопившуюся слюну. Еще одну тень, что скользнула за его спиной к охраняемой двери, он не почувствовал и не увидел. Офицер, зорко следивший за его взглядом, держал правую руку в кармане и говорил, говорил, тревожно блестя глазами… Затем очертил прокуренным ногтем на одной из палочек полноту, оставил задаток и улыбнулся странной улыбкой, оставив в душе охранника ощущение тревоги и неясного беспокойства. Затем поляк исчез так же бесшумно, как появился. Вот он был — а вот уже растворился в душной черноте.
На следующий день с этого склада взяли комплект одежды и снаряжение для гильбронавта, уходящего в очередной рейд. Еще через сутки охранник благополучно получил свой паек, причем гречку, оказалось, не изъяли, а заменили по весу пшенной крупой. Так что несколько последних дней своей жизни охранник посвятил обычным торговым операциям, выменивая на барахолке разные мелочи и торопя своего сапожника закончить заказ.
Арестовали его только на следующей неделе. Еще через день непрерывно воющий, с кроваво-красными лоскутами содранной кожи манекен охранника специальным самолетом был отправлен в Запорожье.
За последние десять лет трижды предпринимались попытки захватить гильбростанцию и прорваться в другой мир. Каждая такая операция требовала длительной подготовки, бойцов Сопротивления стягивали с разных сторон, обеспечивая будто бы случайные переводы или командировки в нужный район.
Каждый раз на карту ставилось все.
Первая попытка была самой массовой, тогда у подполья был мощный приток свежих сил, предчувствие удачи хмелем бродило в крови, и, казалось, все получается. Провал случился на последней перед штурмом стадии. То ли среди подпольщиков нашелся иуда, то ли кто-то попал под выборочный психологический контроль. В районе, где уже сосредоточились боевые отряды Сопротивления, развернулась десантная дивизия СС — и началось кровавое похмелье. Так погибли объединенные силы Праги и Парижа; все организации подполья были интернациональны, но базировались в каком-нибудь крупном, обычно столичном городе. Разгром был полным. Ни во Франции, ни в Чехии движение уже не возродилось.